Павлик сразу одумался.
— Да нет конечно, тогда пришлось бы мучиться над книгой до конца дней своих. Слушай, мне снова пришла в голову умная мысль. А что, если обратиться за помощью к этому моему знакомому милиционеру?
— Ты что! — возмутилась сестра. — Тогда пришлось бы ему обо всем рассказать, выдать все наши секреты.
— И вовсе не обязательно выдавать! Скажу, вот нашёл зашифрованную записку, интересно знать, о чем в ней написано. Для общего образования. А у них в милиции много всяких специалистов.
И наверняка есть расшифровочные книги. Яночка совсем уж было собралась отругать брата, но сдержалась. Может, он и прав? С шифром они могут промучиться неизвестно сколько времени, помощь специалистов очень бы пригодилась.
— Не знаю, — неуверенно сказала девочка. — Специалисты-то у них должны быть, во всех детективах есть. Только ни в коем случае не говорить, при каких обстоятельствах мы нашли записку.
— Дурак я, что ли? — обиделся Павлик. — Ни чего не скажу, попрошу, только, чтобы ихние специалисты разгадали, какая это книга. Не обязательно им читать, прочтём мы сами, они пусть только книжку вычислят.
Яночка никак не могла избавиться от сомнений.
— Кто их знает, этих специалистов. Может, ничего не отгадают, а к нам прицепятся — откуда шифр. Или сами прочтут, узнают нашу тайну. И придётся нам оставить грымзу в покое. И выть больше не сможем.
— А мне кажется, обязательно узнают книгу, — убеждал сестру Павлик. — Ведь тут есть всякие под сказки, смотри вот это: 1974 и все эти приписки в скобках. Может, они сразу вспомнят, какая это книжка? Особенно если недавно прочитали. Я бы все-таки обратился к ним.
Наконец ему удалось убедить Яночку. Та согласилась и сразу же принялась распоряжаться:
— Тогда сделаем так. Записку им не отдадим ещё потеряется. Давай перепишем её, и ты отдашь им переписанную. Но сначала поближе познакомься с сержантом, узнай его получше, прежде чем доверяться. Не мешало бы тебе с ним поближе подружиться.
— Так я уже подружился. А для виду могу и твоё письмо захватить и тоже попросить расшифровать. Ты о чем мне писала?
— Забыла… Ох, придётся снова все вычислять, с ума сойти можно.
— Ты начала со слова «Иди», — напомнил мальчик. — Куда я должен был пойти?
— А! — обрадовалась сестра. — Вспомнила! Я хотела, чтобы ты пошёл на почту и отправил мне заказное письмо. Мне пока не разрешают выходить из дому. Если поторопишься, до обеда успеешь. Вот, письмо себе я уже написала.
Павлик взял запечатанный конверт, сунул его в карман и свистнул Хабру.
— Прихвачу Хабра, ещё разок потренируемся, пусть какого-нибудь почтальона обнюхает. А ты пока напиши шифрованное письмо. По его способу — римскими и арабскими цифрами. Я оба отдам сержанту для расшифровки.
Тяжело вздохнув, Яночка после ухода брата опять села за стол. Но тут она вспомнила, что завтра уже можно идти в школу, и настроение у неё сразу улучшилось.
9
— Ну, наш Хабр выдрессирован на классно! — заявил Павлик сестре, вернувшейся из школы. Сегодня сам устремился на почту, а когда увидел почтальона впереди меня, помчался к бабушке. Теперь очередь за бабушкой.
— Боюсь, с ней придётся повозиться, — озабоченно отозвалась Яночка. — Бабушка не такая послушная, как Хабр. И вообще не представляю, как начать. — Все равно как, лишь бы поскорее. Не могу я болеть долго, у меня дела.
Яночка и сама понимала, что не мешало бы Павлика освободить из-под домашнего ареста. Дел действительно было много. Два дня назад, ещё до того, как у Павлика испортилось здоровье, знакомому милицейскому сержанту были вручены две шифровки, и он мог уже их расшифровать. Болезнь Павлика озадачила и встревожила родных. Что такое? Сначала у Яночки, а теперь у него ни с того ни с сего разболелся живот. Особенно недоумевала бабушка — как можно при болях в желудке сохранить столь отменный аппетит? Но если какие подозрения у кого и возникли, они так же быстро и исчезли, ибо брат с сестрой приносили из школы одни пятёрки. Итак, в принципе все шло по плану. Сначала четыре дня болезни, по два на нос, дрессировки Хабра. Теперь следовало приступать к выполнению следующих пунктов. Ни о чем не подозревавшая бабушка готовила в кухне обед. Сначала она довольно спокойно восприняла какую-то подозрительную возню в прихожей, перешёптывание детей, хлопанье дверьми. Потом ей это надоело. Когда в очередной раз с силой грохнула входная дверь, бабушка высунулась из кухни и поинтересовалась:
— Дети, вы чем тут занимаетесь? Перестаньте грохать дверью!
Дети, похоже, только этого и ждали. Они тихонько проскользнули в кухню и уселись на табуретки.
Вежливые, воспитанные, кроткие дети, прямо два ангелочка.
— Бабуля, ты все равно отвлеклась, мы тебе не помешаем? — поинтересовался Павлик.
— Нет, конечно, мои дорогие, всегда рада вас видеть. А что?
— Бабуленька, скажи прямо, ты любишь эту гры… — начал было Павлик, да поперхнулся от сильного толчка в бок, который ему задала Яночка, …эту пани? — поправился Павлик.
— Какую пани? — удивилась бабушка.
— Ту, что живёт в нашем доме. Нашу соседку.
Бабушка задумалась — педагогично ли признаться собственным внукам в нехорошем чувстве, которое вызывает у неё неприятная соседка. Подумав, решила, что частично признаться можно.
— Не очень, — прямо ответила бабушка на вопрос. — А почему тебя это интересует?
— Потому что мы её не любим, — ответила Яночка, а Павлик добавил:
— Рафал говорит — она ни за что из нашего дома не уедет. Дождётся, когда мы сделаем ремонт, и заживёт, как королева.
— Глупости говорит Рафал! — вспыхнула бабушка. — Соседка выразила согласие на обмен, даже договормы с ней заключили.
— Подумаешь, договор! — презрительно фыркнула Яночка. — Она видит — мы сторона заинтересованная, ну и будет здесь сидеть до упора, пока мы не заплатим ей миллионы. И будет делать нам гадости, чтобы мы поторопились заплатить.
— Уже делает! — поддержал Павлик атаку сестры.
Оставив без присмотра на плите сковороду с кот летами, бабушка повернулась к своим разговорчивым внукам.
— Что она делает?!
— Гадости! — не моргнув глазом повторил Павлик.
— Какие гадости? — захотела уточнить бабушка.
— Всевозможные, — ответила Яночка. — Бабуля, мы тебе скажем по секрету, только ты никому не говори. Она крадёт наши письма! Бабушка в изумлении взглянула на внучку. Та глядела на неё невинными голубыми глазами.
— Детка, ты понимаешь, что говоришь? Зачем ей наши письма?
— Они ей не нужны. Она делает это просто из вредности.
Павлику аргументы сестры показались недостаточно убедительными, бледными какими-то. Надо их сделать более красочными.
— Крадёт наши письма, рвёт их на мелкие части и обрывки спускает в унитаз! — веско добавил он. Теперь совершенно ошеломлённая бабушка уставилась на внука. Она словно воочию увидела жалкую судьбу несчастных писем. Ужасно!
— Езус-Мария! — вскричала она. — А ты откуда знаешь? Видел?!
— Нет, слышал, как она спускала воду у себя в уборной.
Бабушка немного пришла в себя. Перевернула уже немного подгоревшие котлеты, потом сказала, явно шокированная:
— Мало ли зачем человек спускает воду в туалете, не обязательно смывает наши письма.
Яночка продолжала ковать железо, пока горячо:
— Ты заметила, она всегда торчит в окне? А знаешь почему? Поджидает почтальона, чтобы перехватить его. И забирает у него все письма и посылки, которые он приносит в наш дом. А тебе хоть раз отдала?
— Вот именно! — подхватил Павлик. — Тебе хоть раз хоть одно письмишко отдала? Бабушка почувствовала, как внуки окончательно задурили ей голову. Явно несут чушь, но есть что-то такое в их словах… что-то похожее на правду. Соседка с самого начала казалась ей очень необщительной, неприятной особой, не вызывала симпатии, но чтобы до такой степени… Хотя кто её знает?