Павлик присоединился к ним. Дети чувствовали себя такими же растерянными и несчастными, как и пёс. Горло перехватило, сердце отчаянно билось. И этот невыносимый запах.. Отец сказал, что это очень хороший приёмник для бездомных животных, что здесь для них созданы идеальные условия, что здесь царит чистота. Яночка так не считала — вон какая ужасная вонь и холод… собачий. И все кругом какое-то чужое, враждебное. А уж изоляторы для собак, боксы за сеткой вдоль длинного коридора и вовсе напоминали камеры для арестантов или преступников, сколько раз ей приходилось читать. Тёмные, мрачные, страшные. Похоже, мама тоже так считала, потому что стала отцу говорить громким шёпотом, что такая ухоженная собака, как их пёсик, в таком боксе долго не выдержит. Отец её успокоил: в боксе собака будет находиться только до утра, утром её осмотрит ветеринар и направит в другое помещение. Да и что ей не понравилось? Вон как чисто, везде порядок, в каждой камере… то есть в каждом боксе подстилка из свежего сена…
— Сено! — презрительно фыркнула пани Кристина. — Это собака, а не коза, зачем ей сено? С тяжёлым сердцем передала Яночка отцу конец верёвки, замотанной на шее собаки. Умная, послушная собака вдруг стала отчаянно вырываться. В камеру её втолкнули силой. Пан Хабрович решительно подтащил её к охапке сена в углу и велел лечь. Громко приказал «лежать! «.Яночка заглянула в несчастные, перепуганные собачьи глаза, и у неё чуть не разорвалось сердце.
— Нет! — отчаянно крикнула девочка. — Не хочу! Не оставлю его здесь! Возьмём его домой! Смотрите, какой он несчастный!
Павлик не кричал, но, стоя рядом с сестрой, всем своим видом показывал, что согласен с ней. Пани Кристина растерялась и не знала, что делать, пан Хабрович не находил убедительных слов. Им на помощь пришла дежурная, женщина средних лет, которая сочувственно наблюдала за этой душераздирающей сценой.
— Ну, ну, успокойтесь, дети, — сказала она. — Не стоит так расстраиваться, ничего страшного. Каждая собака поначалу чувствует себя здесь плохо, через три дня привыкнет и успокоится. А пока ей здесь все чужое, незнакомое…
— Так давайте оставим ему на первое время что-нибудь знакомое! — крикнула Яночка. — Например, меня! Побуду с ним хотя бы до утра! Павлику пришла в голову хорошая идея.
— Оставим ему тряпку, на которой пёс сидел в машине! — предложил он. — Наверняка уже привык к ней! Сейчас принесу из машины. Или жалко тряпку?
— Нет, тряпки нам не жалко, — обиделась мама, — но ведь тебе просто так не выйти из приюта, придётся просить кого-нибудь опять отпереть тебе калитку.
— Не нужно отпирать, я перелезу через забор.
— Надо было совсем голову потерять, чтобы забрать детей с собой, — недовольно сказал жене пан Хабрович. — Мало мне хлопот и забот, теперь вот ещё с собакой возись. Да перестаньте же. кричать! Успокойтесь! — прикрикнул он на детей. Яночка не могла успокоиться. Изо всех сил вцепившись в решётку бокса, она судорожно рыдала, выкрикивая сквозь слезы:
— Мы его обманули! Он уже думал, что мы его взяли к себе, так радовался, охотно поехал с нами, а мы, обманом… привезли его в тюрьму… посадили за решётку… оставляем одного-одинешенького… Пытаясь оторвать дочку от решётки, пани Кристина ласково её уговаривала:
— Да не убивайся ты так! Ничего страшного не случится! Собака умная, все понимает, знает, что мы за ней приедем. А сейчас пёсик растерялся, ему плохо из-за того, что не успел здесь ничего обнюхать, освоиться с новым местом. И чем скорее привыкнет к нему, тем лучше и для пса. Поэтому нельзя тебе с ним здесь оставаться, да и нам всем лучше поскорее уйти, оставить его, пусть начинает осваиваться. Перестань плакать, ты же умная девочка. Он не такой уж несчастный, псу надо все обнюхать, без этого он на новом месте чувствует себя неуверенно. Не можешь же ты обнюхать за него! До утра выдержит, а утром придёт ветеринар, осмотрит собаку. Ты ведь и сама понимаешь, нужно, чтобы её осмотрел доктор.
Никакие уговоры до Яночки не доходили, а тут ещё другие собаки проснулись и тоже стали волноваться. Пани Кристина сама чуть не плакала, отец решился и послал сына за старой наволочкой. Зарёванная Яночка собственными руками набила её сеном и уложила на ней пса. Дежурная с философским спокойствием наблюдала за драматической сценой.
— Ну вот, теперь у собачки все удобства, — сказала она. — Заснёт на этом ложе и спокойно проспит до утра. Это кобелёк?
— Но ему здесь темно! — продолжала рыдать Яночка.
— А зачем ему свет? Ведь он не собирается читать.
— Но ему плохо, без света!
— Плохо ему прежде всего из-за твоего рёва! — решительно заявила мама. — Отцепись наконец от сетки и перестань нервировать пса! Видишь же, мы оставляем его в безопасности, на тёплой подстилке.
— Но одного-одинешенького!
Проблему разрешил сам пёс. Хорошенько обнюхав старую наволочку, он взял её в зубы, уложил тюфячок немного по-другому, по-своему, сам лёг на него, вздохнул и, взглянув на Яночку, закрыл глаза с безропотным смирением. Пани Кристина почувствовала, как её всю переполняет глубокая благодарность к этому умному животному.
— Ну вот, сама видишь, — сказала она дочери, отрывая её пальцы от сетки. — Пёсик хочет отдохнуть, у него был тяжёлый день. Дай ему возможность спокойно поспать.
Всхлипнув последний раз, Яночка отцепилась наконец от сетки и позволила себя увести, оглядываясь на каждом шагу на оставленную в тёмном боксе собаку.
Извинившись перед дежурной за доставленное беспокойство, супруги Хабровичи покинули помещение приюта и направились к машине. Идя рядом с сестрой, Павлик ничего ей не сказал, а сказать мог бы многое. Ну, например, большое спасибо за то, что она взяла весь рёв на себя, избавив его от необходимости принимать участие в драматическом представлении, и тем самым дала возможность сохранить его мужское достоинство. Схватив Яночку за руку, он немного придержал её и, когда родители прошли вперёд, прошептал:
— А теперь кончай представление! Все понимаю, у меня у самого сердце разрывается, но неужели не понимаешь — завтра начинается переезд, светопреставление, до нас предкам не будет дела? И мы придём сюда к нему на свидание. Ведь досюда доходит автобус от нашего дома, я специально смотрел!
Слова брата бальзамом легли на изболевшееся сердце Яночки. Девочка усилием воли прогнала грустную картину одинокой собачки в камере и, сразу успокоившись, настроилась на решение организационных вопросов. Ведь для решения таких вопросов необходимы спокойствие и сосредоточенность.
— А ну-ка быстренько сбегай к автобусной остановке и ещё раз проверь, какой автобус и как ходит. А я тут ещё немного пореву, а то они сразу почуют неладное…
3
Дом был большой, красивый и очень старый. Ранняя осень разукрасила окружающие его высокие деревья багрянцем и золотом, и теперь залитая нежарким осенним солнцем картина представляла собой воплощение тишины и спокойствия. Если бы не люди.
Люди начисто нарушили безмятежность. В доме, во дворе, на улице перед домом клубились толпы людей. Они вносили и выносили мебель и вещи, сталкиваясь друг с другом, роняя на землю узлы, свёртки, отдельные предметы меблировки. Возникшее с самого утра светопреставление во второй половине дня постепенно выдыхалось, люди, растеряв энергию, уже не бегали, а двигались с трудом, как осовелые осенние мухи.
Из экономии Хабровичи наняли на целый день одну машину для перевозки мебели, и она неустанно кружила между этим домом и квартирами переезжающих в него жильцов, привозя одни вещи и вывозя другие. Запланировано и продумано было, казалось, все, но в результате такой упрощённой и, вроде бы, рациональной транспортировки буфет тёти Моники и бабушкин диван совершили по два рейса, ибо по ошибке их загрузили на машину сразу после того, как только что разгрузили, а письменный стол Рафала, заброшенный первым рейсом жильцам с первого этажа, ухитрился совершить аж три поездки. Тем не менее, вопреки наихудшим опасениям пана Хабровича, каким-то образом удалось перевезти куда надо все крупные грузы, и теперь оставалось разместить оставшуюся мелочь.