Но это было.
Аккуратно прикрыв дверь, Скалли обернулась, растерянно посмотрела на старушку.
— И зачем вы сюда приехали? — спросила та.
— Это все мой напарник…
— Он верит в привидения?
Во что он только не верит…
— Да.
— А вы — нет?
— Нет.
— Бедняжка, — проговорила старушка сочувственно. — В ночь перед Рождеством гоняться за тем, во что даже не веришь. — Она сделала шаг навстречу Скалли, выпростав из-под накидки узкую, пергаментную ладонь, словно намеревалась погладить бедного агента ФБР по головке, утешить, приласкать…
— Не подходите ко мне! — взвизгнула Скалли, потрясая пистолетом.
Старушка остановилась.
— Знаете, ваше лицо — как открытая книга для меня, — сказала она, качая головой. — Я читаю на нем страх, неудовлетворенные желания и подсознательную тягу к одному человеку, который почти всегда рядом с вами. У вас с ним неразрывная, сверхъестественная связь…
— Что?!
— Быть может, вы и самой себе в этом не признаетесь, убеждаете себя, что это ваш дружеский долг, и отметаете прочь низкую истину. Но на самом деле, ваша единственная радость в жизни — доказать, что он неправ.
— Да откуда вы можете это знать? — возмутилась Скалли.
Вредная старушенция не ответила, но на губах у нее заиграла тонкая усмешка — что, милочка, не в бровь, а в глаз?
— И вовсе вы не живете в этом доме! — в запальчивости заявила Скалли. — Это не ваш дом!
— Если судить по тому, что со мной здесь обращаются как с прислугой, то — да, не мой, — сухо ответила старушка.
— А почему вся мебель в чехлах? — продолжала наступать Скалли.
— Мы делаем ремонт, — нашлась старушка.
— А где рождественская елка?
— Мы не празднуем Рождество. Мы евреи.
За спиной — опять за спиной! — проскрипела дверь.
Обернувшись, Скалли узрела старика в темном пальто и шляпе с опущенными полями. Видимо, для него, как и для Дэвида Копперфильда, кирпичные стены не были серьезной преградой.
— Ни с места! Иначе буду стрелять! — Скалли вертелась волчком, наводя пистолет то на старика, то на старушку. — Ни с места, слышите!
— По-моему, мы их заинтриговали, — с довольной улыбкой сказал старик подруге дней своих суровых. Старушка, тоже улыбаясь, покивала в ответ.
— Где Малдер? — требовательно спросила Скалли у старика.
— Малдер? — переспросил старик. — Значит, так зовут этого несчастного молодого человека?
Скалли насторожило определение «несчастный».
— Где он?
— Скоро он к нам присоединится, — пообещал старик.
Старушка за спиной Скалли снова захихикала — вылитая Момби, злая колдунья из страны Оз.
— Встаньте вон туда, вы оба! — распорядилась Скалли, указывая пистолетом на середину комнаты. — Встаньте, кому говорят!
Пожилая парочка подчинилась, хотя и с явным неудовольствием.
— Вы не имеете права. Я буду жаловаться. У меня есть друзья в Лиге защиты прав человека. — Старик гневно погрозил пальцем Скалли. Старушка прижалась к его груди, он обнял ее, успокаивающе погладил по спине.
— Руки вверх! — приказала Скалли.
Они помедлили, переглянувшись, и исполнили приказание.
Боже мой, подумала Скалли. Бедная женщина.
Когда старушка подняла руки, полы ее накидки разошлись,
открыв взгляду Скалли страшную рану. Похоже, старушке выстрелили прямо в сердце, в упор, из револьвера сорок пятого калибра. Старого сорок пятого, с мягкими свинцовыми пулями, от которых остаются раны хуже, чем от разрывных.
Но человек, которому выстрелили в сердце, должен быть… мертв?
Старушка смотрела на Скалли с печальной улыбкой.
Плохо понимая, что делает, дрожащей рукой Скалли потянулась к старику, сняла с него шляпу…
И, увидев люстру сквозь дырку в его голове, лишилась чувств.
— До чего мы докатились, — сокрушенно проговорил старик. — До низкопробного шарлатанства. — Он подобрал с пола шляпу и прикрыл свою простреленную голову. — А ведь как замечательно все начиналось…
— Бывало, мы годами сводили их с ума, — мечтательно произнесла старушка. — А теперь в нашем распоряжении только одна ночь.
— Все равно, нельзя так давить на психику. Когда мы в последний раз преследовали людей?
— Когда совершали двойное убийство. До того, как над домом нависло проклятие.
Старик досадливо поморщился:
— Мне надоел этот дилетантизм. Детский сад какой-то.
Старушка взяла его за отвороты пальто и встряхнула с силой, неожиданной для таких хрупких ручек.
— Если мы не будем стараться, нас вычеркнут из всех туристических справочников. И так в прошлом году ни одна живая душа не заглянула.
— Ну почему ты выбрала Сочельник? — вопросил старик. — Почему не Хэллоуин?
— В Хэллоуин никто не страдает от одиночества, — резонно ответила старушка. И добавила со значением: — А Рождество бывает раз в году.
Старик ностальгически улыбнулся, припомнив кое-что из дней минувших, кивнул:
— Да, ты права. — Скосив глаза вниз, задумчиво сказал: — Эти двое и впрямь какие-то неприкаянные. Стоит показать им, что такое настоящее рождественское одиночество.
— О да, — сказала старушка, обворожительно улыбнувшись своему кавалеру. — Теперь я верю, что скоро святки.
Люстра погасла, и комната опять погрузилась во тьму. Пронзительная вспышка молнии высветила две крепко обнявшиеся фигуры. Сквозь раскаты грома послышался жуткий смех.
Ну и черт с ней, с этой дверью, решил Малдер. Стена там кирпичная, подумаешь. В конце концов, можно подняться на галерею. Вот только лестница куда-то пропала.
Ладно, раз нет лестницы, воспользуемся тем, что есть. Малдер прошелся по комнате, подыскивая предмет обстановки, который мог бы лестницу заменить.
Столик? Низковато, да и ножки у него ненадежные, резные. Вот кресло, пожалуй, подойдет лучше.