— А как же? Вы находитесь на запретной земле! То, что вы можете видеть и слышать, еще не дает вам права просить и спрашивать!
— Я ищу останки старейшего из тех, кто похоронен на этом кладбище. Мне нужно с ним поговорить.
— Зачем он вам? — Призрак священника и вида не подал, что удивился странной просьбе. Зачем еще живые приходят на кладбища, если не общаться с мертвыми?
— Я ищу моего родственника. Князя Мартина Дебрича. Он мог бы знать…
Словно ветер пронесся по часовне — столпившиеся за спиной призраки отпрянули в разные стороны.
— Какое имя ты назвал? — прозвучал в напряженной тишине голос священника.
— Мартина Дебрича. Его род когда-то вышел из этого города.
— Мы не знаем никакого Мартина Дебрича. Таких здесь нет!
Человек был готов к такому ответу — он был готов к любому повороту дела! — и спокойно произнес:
— Я имею право знать. Мое имя — Юлиан Дич. Я — из боковой ветви рода Дебричей и хотел бы…
— Мы повторяем, — священник был непреклонен, — здесь нет никого, носящего это имя!
— Здесь, может быть, и нет. — В конце концов, многие из рода князей Дебричей упокоились не на городском кладбище Дебричева. — Но там, по ту сторону…
— Нет! И тебе лучше уйти и не смущать нас упоминанием этого имени!
— Но почему? — Юлиан бросил взгляд по сторонам. Проникшие в развалины часовни призраки снова приблизились и теперь обступали его плотной стеной. Где-то там, среди них, был и старейший, но не желал обнаруживать свое присутствие.
— Это имя проклято и забыто! Уходи!
— Уходи! Уходи! Уходи! — зашелестели призраки, подступая все ближе. Они не толкали друг друга локтями, не пытались протиснуться в первые ряды — они просто сливались, соединяясь в одну пятнистую стену.
Юлиан попятился. Против одного, двух или даже трех призраков он бы устоял, не дрогнул, но когда против него вышло, казалось, все кладбище…
— Я только хотел узнать… помочь…
— Нет! Нет! Уходи!
Ему оставили свободным проход на улицу. Ничего не оставалось, кроме как воспользоваться нелюбезным приглашением.
— Вы так и не хотите узнать, что я собираюсь сделать? — совершил человек последнюю попытку.
— Мартин Дебрич проклят! Проклят! Таким нет места среди нас! — загомонили призраки.
— Тут собрались порядочные покойники, а никак не преступники, осужденные свыше! — сварливым тоном рыночной торговки откликнулась одна женщина в строгом платье вдовы.
— Знаю, — Юлиан сделал еще шаг назад. — И я всего лишь хотел…
— Убирайся! — грянул хор голосов.
Было еще одно средство, и работа в Третьем отделении давала ему такую возможность. Можно было уйти сейчас, чтобы вернуться с опытным экзорцистом. Эти призраки явно чересчур долго задержались на границе между миром живых и миром мертвых. Им всем давно пора отправиться за Грань, а они почему-то находятся тут. Им всем можно было предъявить обвинение в нарушении режима проживания и просто-напросто вышвырнуть в потусторонний мир, отговорившись тем, что подобное может представлять опасность для живых людей. Если пригрозить высылкой за Грань, они могут стать сговорчивее и расскажут о том, что это за тайна окружает имя Мартина Дебрича. Но Юлиан не хотел этого. Тоньше надо действовать, тоньше. Между миром живых и миром мертвых очень тонкая граница. Любая паутинка по сравнению с нею — толста, как якорный канат. Но кое-что он уже узнал.
Почтительно поклонившись призраку священника и осенив себя крестным знамением, он направился к выходу, чувствуя, что призраки стоят плотной стеной и смотрят ему вслед. Неприятное ощущение.
Он шагнул в ночь — и почувствовал, как на плечо опустилась холодная рука. Медленно обернулся — и не удивился, увидев седовласого мужа в старинном платье. Вспомнил, что этого призрака не было в приведшей его сюда толпе.
— Приходи днем.
Не прибавив более ни слова, седовласый растаял, слившись тенью с остальными.
Больше всего на свете Анна боялась, что тетя станет ее ругать, когда обнаружит в шкафу. Но едва увидела выражение ее лица, как сразу забыла все свои страхи.
— Девочка моя! — Тетя Маргарита подхватила ее в объятия. — Как ты здесь оказалась?
— Я не знаю. Я проснулась… мне стало страшно. Я услышала какую-то песню…
— Песню? — перебила тетя. — Ты ее помнишь?