Семен Лунгин
Дом с привидениями
Лунгин Семен Львович — драматург, заслуженный деятель искусств РСФСР; В 1943 году окончил ГИТИС. Написал сценарии (с И. Нусиновым) «Мичман Панин», «Тучи над Борском», «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен», «Внимание, черепаха!», «Агония». Автор сценариев «Розыгрыш», «Я — актриса» и других.
Лет двадцать или даже двадцать пять тому назад (подумать только!) Семен Лунгин с Ильей Нусиновым написали сценарий под названием «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен».
Наверное, я субъективен — да и может ли быть иначе? — но, по-моему, это одно из лучших кинематографических сочинений, которое мне когда бы то ни было доводилось читать. Подтверждением тому может послужить хотя бы тот факт, что фильм, снятый по этому сценарию Э. Климовым, живет до сих пор, не стареет и будет, я убежден, жить еще долго.
Но дело не в том.
Среди многочисленных персонажей сценария есть один, далеко не самый главный, но забыть его невозможно. Это неуклюжий парнишка, вооруженный сачком для ловли бабочек. Он появляется на экране всего несколько раз, но всегда попадает в разгар событий.
— А чего это вы тут делаете? — спрашивает он с неподдельным интересом.
Занятые важными делами главные герои отмахиваются от него, как от назойливой мухи, и он покорно исчезает.
И лишь в самом конце получает ответ:
— Прыгаем через речку, мальчик.
— А-а! — обрадованно расплывается он в улыбке, разбегается и, оттолкнувшись от земли, летит вместе со всеми.
Не знаю, как для кого, но для меня этот мальчишка с сачком, пристающий к людям со своим вопросом, не кто иной, как сам Лунгин.
«Мы ленивы и нелюбопытны», — сказал поэт. Пожалуй, он прав. Но к Лунгину это не имеет ни малейшего отношения. Потому что ему интересно все. Что происходит в Союзе кинематографистов и что случилось в Союзе писателей. Как живут военные моряки и как себя чувствует лось, случайно забежавший в многолюдный город. Почему так привлекательны для молодежи современные музыкальные ритмы и как жарит яичницу с ветчиной великий артист.
Ему интересно, из чего состоит жизнь.
И что делает человек в этой жизни, будь то взрослый или ребенок.
Каким-то образом ему удается это узнать, причем с подробностями. А потом сообщить обо всем читателю. И нам будет весело и страшно и грустно, но никогда не станет скучно.
А происходит все, как мне кажется, донельзя просто. Вот как, например, на этот раз. Что-то серьезное затеяли второклассники.
— А чего это вы тут делаете? — спросил Лунгин.
— Отправляемся в дом с привидениями, — ответили ему.
— А-а! — обрадовался вполне взрослый дяденька.
И пошел вместе с ребятами.
В дом с привидениями.
Так появился сценарий, который вы сейчас прочитаете.
Дубовые часы в столовой пробили семь, и в затихающий гул от последнего удара вплелось какое-то сухое потрескивание. Ну, конечно же, это шла собака, и ее когти ударялись о паркетины при каждом шаге. Какая она была неторопливая, огромная и мохнатая, эта черная собака! Как деловито шла она по дому, не глядя по сторонам, потому что шла по делу. Но, проходя мимо часов, она внимательно поглядела на циферблат, пожалуй, несколько ускорив шаг, толкнула своей водолазьей лапой с перепонками между пальцами дверь и вошла в маленькую комнату. Приблизившись к кровати, собака тронула одеяло. Спящий мальчик не пошевелился. Тогда она положила свою тяжелую лапищу ему на грудь. Он вздохнул и повернулся на бок. Собака вытянула шею и лизнула в нос. Он недовольно замычал и уткнулся лицом в подушку. Тогда она, видимо, выполняя изо дня в день повторяющийся ритуал, схватила зубами угол одеяла и решительно стащила его с мальчика.
— Гнусное животное, — прошептал мальчик и подтянул колени к подбородку.
Собака, встав на задние лапы, положила передние на бок мальчика и стала пытаться скатить его, словно бревно, с кровати на пол.
— Щекотно! — заорал мальчик. — Кончай, Нави.
Собака зарычала и глухо, шепотом тявкнула. Потом выбежала из комнаты, но тут же вернулась, таща в зубах спортивную сумку. Мальчик уже стоял на ногах и натягивал школьные брюки.
— Быстро гулять! — сказал мальчик. — Гулять, собака!
Нави помчалась в переднюю.
— Марик, — появилась бабушка. — Выведи Нави, а потом я с ней пойду в магазин.
— Кто дома? — спросил Марик из ванной. — Мама?
— Мама дежурит.
— А отец?
Бабушка пожала плечами.
— Скорее всего уехал с этим рыжим человеком. Он заявился в пять утра, всех перебудил…
— Я не слышал.
— Еще бы, ты ведь спишь, как удав.
— Знаешь, ба, папа, наверно, уехал летать на дельтаплане.
— Этого еще не хватало, — сказала бабушка осуждающе. — Мать день и ночь в своей больнице, а он себе летает. Бедная девочка!.. Вот тебе двадцать копеек на завтрак.
— А на кино?
— Хватит. Получу пенсию, дам на кино. Телевизора тебе мало?
— Мало, ба.
— Больше все равно не дам. У тебя родители есть.
— Так их же нету.
Снова послышался треск когтей о паркет. Нави вошла в комнату, держа в зубах поводок, и укоризненно поглядела на Марика и бабушку.
— Ой, — сказал Марик, взглянув на часы. — Только пять минут. Быстро, пес! Пять минут, пять минут…
И они убежали во двор.
И вот пока Марик гуляет с Нави на детской площадке во дворе, пока Нави приносит ему пластмассовый голубой кубик, который Марик закидывает в самую гущу сиреневых кустов, в другом доме, по соседству, собираются в школу двое — брат и сестра. Сестра — крохотная, прямо-таки фарфоровая девочка с пепельными локонами и ее брат — крепкий, складный подросток-семиклассник. Они завтракают вчерашними закусками, не убранными с пиршественного стола, где вперемешку с нарезанной колбасой, запотевшим сыром и остатками шпрот стоят вазы с апельсиновыми корками и банановой кожурой, несколько хрустальных бокалов на длинных ножках, пустые бутылки и скомканные в шары конфетные бумажки. Мальчик и девочка едят стоя, прогуливаясь вдоль стола, выбирают себе кусочки повкусней. Шторы на окнах задернуты, солнечные лучи пробиваются сквозь щели и, словно прожекторы, высвечивают фотообои и горку с посудой. Горит люстра. И мальчик, и девочка, непрестанно жуя, одеваются на ходу.
— Чайник согрейте, — раздался откуда-то из глубины квартиры низкий женский голос. — Слышите, что ль?
— Не будем, — ответил мальчик. — Мы тут портвейн допьем, — и он, подмигнув сестре, потянулся к одной из недопитых рюмок.
— Я вам допью, — снова раздался низкий голос. — Так допью, враз посинеете!..
Мальчик приблизил к губам недопитый кем-то в ночном веселье бокал.
— Ма-а-а! — заорала девочка.
Братец зажал ей рот ладонью.
— Ну, чего орешь как полоумная? Тихо не можете?.. — донесся недовольный голос.
Мальчик протянул бокал сестричке. Та отскочила, как от змеи.
— Тьфу! Ты что, психованный, да? — она сноровисто рылась в скомканных конфетных бумажках — не осталось ли чего, и поиски ее то и дело увенчивались успехом. Найденные конфетки она деловито засовывала в карман школьного фартука.
— Эй, вы, без четверти, слышите! Опоздаете — шкуру спущу!.. Маринка, Игорь, раз — два!..
— А сама чего лежишь? Сама-то чего?
— Вы себя со мной не равняйте. С мое проживите. Я врача вызывать буду…
— Валяй, болей! — крикнул Игорь и, схватив портфель, выскочил на лестницу, но едва успела девочка крикнуть «Игорястик!», как он вернулся назад.
— Маринка, — сказал он негромко, чтобы никому не было слышно. — Беги вниз. Если там у двери стоит один хмырь в адидасовской куртке, то скажи ему, что я уже в школе, что дежурный, поняла? Что нету меня…