— Не хочу на нее смотреть, — тихо произнес Игорястик, содрогнувшись от собачьего взгляда. — Надо сперва ее дрючком огреть… Знаешь, Толокно, давай вырубим свет, все-таки не так видно. Глаз у нее такой противный, как у рыбы или у кобры, понял, да? Давай, гаси все к черту, чтоб темно было, чтоб не видеть ни фига… Давай, Толокно, пошустрей… Ну, три… четы… — Он поднял брусок над головой, было видно, как мускулы его наливаются силой, как он приподнимается на цыпочки, чтобы ударить наверняка… как лицо его приобретает болезненно злобное выражение, а глаза зажмуриваются так плотно, что брови почти наезжают на щеки… И он стал походить на уродливого старичка, так что узнать его было трудно.
— Четы…
Толокно ударил рукой по соединенным проводам, сверкнула искра, и свет погас… Скрипнули половицы, и на краткий миг в доме установилась глухая, воистину мертвая тишина.
— Эй, ку-ку! Эй, ку-ку-ку-ку! — послышались какие-то скрипучие голоса, и от колыхающейся занавески вниз по лестнице заскрипели ступени под ногами каких-то неведомых существ.
— А-а! — закричал Толокно. — Кто там?
— Что орешь? — откликнулся Игорястик. — Кто это? Черт! Свет! Давай свет!
Толокно стал шарить по стене, отыскивая провода, чтобы их соединить. Но у него дрожали руки, и провода только касались друг друга, не соединяясь прочно. Когда получался контакт, вспыхивал яркий свет, который тут же гас, когда провода разъединялись. Это было как в стробоскопе, отчего свет выхватывал только отдельные фазы движений и казалось, что появившиеся на лестнице существа принимают самые нелепые позы, да и лица у них были неправдоподобные, у одного зеленое, у другого алое, а третий и вообще был без лица, представляете себе!.. Окончательно струхнув, Толокно вытащил зажигалку и запалил огонек. Зрелище от живого огня было еще более устрашающим. Большеголовые карлики с ужасными лицами сновали по передней.
— Николаева! — раздался чей-то голос. — Где ты?
— Отвечай! Ты тут? А ты, Кондратенко, чего с палкой?
— Оля!.. Оля!.. — не переставая, выкрикивал тот, кто не имел лица.
— Оля, Оля, ты в неволе? — прокричало краснорожее существо.
— Кто вы? — наконец, может быть, от этой немудреной рифмы, пришел в себя Игорястик. — А ну-ка, кто вы? — И схватил за плечо красномасочного карлика.
Маска опустилась, и перед Кондратенко оказался Станислав Марягин.
— Маряга! — скорее выдохнул, нежели сказал Игорястик. — Вы чего пришли?
— Спасать! — крикнул Рябоконь еще раньше, чем отреагировал Марягин. — Николаеву.
— От кого?
— От привидений, — не задумываясь, выкрикнул тот, кто не имел лица. Но лицо стало появляться по мере того, как опускался натянутый на голову ворот водолазки.
— А как она сюда попала? — спросил Толоконников.
— Как-как, — ответил Рябоконь, — эта привела…
— Маринка! — прямо закричал Игорястик. — Я так и знал… Ну, что же теперь делать? — спросил он, не поймешь у кого, и отшвырнул деревянный брусок. — На, — обратился Игорястик к Толоконникову, протягивая ему нож. — Твой, бери.
— Не мой, — сказал Толоконников.
— Как не твой? Твой!
— Нет. — Толоконников мотал головой и ножа не брал. — Выкинь его!..
— Куда? — спросил Игорястик.
— Куда хочешь!
— Давайте лучше мне, — сказал Рябоконь.
— На.
И пока Рябоконь прятал ножик в карман, Марягин успел присвистнуть и сказать:
— Во, повезло!..
— А где Николаева? Куда вы дели Николаеву? — заорал вдруг Николаев.
— Кончай орать! Сейчас получишь, — пригрозил Толокно.
— Куда дели ее? — продолжал кричать Николаев.
— Куда? Ее? — подхватили Марягин и Рябоконь.
А в это время связанная собака потихоньку ползла и ползла под лестницу, откуда раздавались тихие звуки, похожие на мычанье маленького теленка.
Но тут зажигалка потухла, газ иссяк, и наступила полная темнота.
— Але, Толокно, подрыв, — приказал Игорястик в полной тьме. — Бежим!
— А потом? — с тревогой спросил Толоконников. — Потом что?
— Видно будет, — ответил Игорястик. — Побаловались, и все. Бежим.
Пока они суетливо искали выхода, маленькие ребята натолкнулись на что-то под лестницей.
— Ой, тут кто-то, — послышался голос Рябоконя.
— Где? — подхватил Марягин.
— Вот! — закричал Николаев. — Чего ты молчишь. Подай голос!
И в ответ раздался хриплый лай умной собаки.
— Ура! — закричал Марягин. — Она связана. Вот, я нащупал чего-то. Ой, это провод. Больно?
А Рябоконь тем временем все шарил и шарил по стене, пока не коснулся электропровода.
— Ой, как дернуло! — заорал он истошно. — Маряга, иди сюда, соединим!
И снова все зажмурились, потому что вспыхнул яркий свет.
Клеенчатый уголок в двери был откинут, оба старшеклассника заклинились в дверной дыре — каждый из них хотел выйти наружу первым. Они пыхтели, злобно шептали какие-то бранные слова и извивались, как ящерицы.
— Оля, — шептал Николаев, — щас-щас-щас… Вот, вот, ноги есть… чегой-то на тебя надели? Грязь какая-то? Фу, ты не задохлась?
— Нет! Ой наконец-то! — послышался Олин голос. — Я знала, что вы меня спасете! Где собака? Развяжите ее. Мальчики, развяжите…
— Гав! Гав! — откликнулась Нави. Это правда была собака выдающегося ума.
А тем временем Игорястик и Толокно с трудом, чертыхаясь и отплевываясь, выползли на пыльный двор Бахметьевского дома, подняли головы. Селищев стоял перед ними. В руках у него был железный прут.
— Ваше счастье, что я услышал ее лай, — сказал твердо Марик-Марик.
Раздался громкий стук собачьих когтей о половицы, и из дыры в двери выскочила взъерошенная Нави. Она подошла к Марику, встала на задние лапы, а передние положила ему на плечи. Он схватил обеими руками ее мохнатую морду и стал целовать безо всякого стеснения. И заплакал. А вокруг стояли четверо малышей, и никто, заметьте, никто не смеялся.
— Тьфу! — сплюнул Игорястик. — Откуда вы все?
Оказалось, что вся группа продленного дня вторых классов была уже здесь и с интересом глядела на происходящее. Потом Игорястик и Толокно подошли к забору, и Игорястик отодвинул уже эту самую шарнирную доску, но Мариночка негромко сказала:
— А тот, утренний, ждет тебя.
— Где? — словно электрический ток прошел сквозь Игорястика, так он вздрогнул.
— Тут, за забором. Говорит, чтобы шел.
— Кто?
— Ты, — на удивление спокойно ответила Мариночка. — Ты.
Игорястик отпустил доску. Она, как маятник, качнулась и закрыла щель в заборе. Игорястик привалился к ней спиной и как-то затих. Глаза его потускнели, и ноги стали ватными.
А потом все вторые классы кормили бегемота. Он высунул из воды свою немыслимую пасть с пнями зубов и чуть подрагивал в предвкушении наслаждения шершавым розовым языком, а ребята подходили к нему как можно ближе, и кто клал ему в рот полбулочки, а кто швырял с опаской. Тут были все, и все были счастливы, потому что нашлась Нави, потому что Оля была принята всеми девчонками класса, да не только девчонками, но и мальчишками тоже, потому что никто не звал друг друга «девочка» и «мальчик», а только по имени, только и исключительно по имени, и даже не по фамилии.
А главный хранитель бегемотов старательно прибивал к стене бассейна плакат с федулинской картинкой и марягинской надписью: «Бегемот наш очень, очень большой друг».
И рисованный бегемот со стены глядел на всех красивыми кукольными глазами с загнутыми ресницами…
…И вдруг, взметнув ресницами, подмигнул.
И все, кто был тут, расхохотались, а Нави залаяла.
