Этакий неподвижный уют столетней давности.
— Ты, — обратился к Марику Толокно. — А воще что брать можно?
Марик устало взглянул на Толоконникова.
— Что хотите, — обвел он рукой комнату. — Ну, конечно, что понезаметней. Вон гравюры или вот кружка с Ходынки, это когда коронация Николая II, когда много людей подавили…
— Чем? Танками? — спросил Толокно.
— Нет, ногами.
— Кончай свистеть.
Марик пожал плечами. А тем временем Игорястик трогал медную ручку в комнатной двери.
— Сколько таких?
— Не считал, — подернул плечами Марик.
— Они по пятерке идут, чирик — пара, — сказал Игорястик.
— Как же ее отвинтить? — спросил Марик.
— Откурочь как-нибудь шесть штук, и порядок.
— Очень заметно, — сказал Толокно. — Сразу увидят. Может, чего еще?
— Глядите, — сказал Марик-Марик, — только поскорей…
А Толокно и Игорястик постепенно осмелевали и все шустрее ходили по комнате. Они стали все трогать руками передвигать с места на место.
— Это кто? — спросил Игорястик, указывая на портрет в овальной раме. — Писатель?
— Нет, хирург — это мой прадед.
— А крест воще у него какой?
— Это орден, военный.
— А такого ордена воще нет? — спросил Толокно.
— Откуда! — сказал Марик. — Это же на японской войне…
— А еще, может, какой есть?
— Может, и есть, только я не знаю, где они. Ну, ребята, давайте скорей, пожалуйста. Вот в этой папке гравюры. Показать? — Марик вытащил лист наугад.
— Муть, — сказал Игорястик, взглянув.
— А нам воще без разницы, — жестко сказал Толокно. В этот момент он увидел на торцовой стене буфета две африканские маски из раскрашенного дерева. — Вот урод! — и внимание его переключилось. Он снял маску, приложил ее к своему лицу и, держа за подбородок, принялся кривляться и притопывать. — Бум-та-ра-ра! Бум-бум-та-ра-ра!
— Вот эта — тридцать рэ, как отдать! — воскликнул Игорястик, его внимание тоже переключилось на маску.
— Заглохни, — прервал его Толокно. — Давай обе за тридцать. Две, понял? — и подмигнул Игорястику.
— Ты же сказал, одну… — растерянно произнес Марик-Марик.
— Кто сказал? Я не говорил. Ты что, жмот, на собачку деньги жалеешь?
— Я — нет! — воскликнул Марик и замотал головой. — Нет!
— Тогда, значит, ладно. Поможем тебе, Нулик. На Птичьем рынке толкнем. Пять минут, и ваших нет! Воще добра тут навалом!.. И что это у тебя никогда больше двадцати копеек в кармане не звенит? А? Жа-адный ты, Нулик…
— Не зови меня так, — попросил Марик.
— Гы! А кто ты есть? — Толокно поглядел на него с издевательским изумлением.
Игорястик хмыкнул.
— Кто ты есть? — повторил Толокно и сам же ответил — Никто!.. Нуль… Нулик…
— Ну, пожалуйста…
— А еще можно так, — продолжал глумиться Толокно. — Не Марик-Марик, а Нулик-Нулик… Или Марик-Нулик… Нулик-Марик… — И, приложив красную маску к лицу, запел на какой-то дикий мотив: «Марик-Нулик, Нулик-Марик!»— и стал пританцовывать. — Марик-Марик… Нулик-Нулик!..
А тут и Игорястик схватил другую, зеленую маску, тоже приложил ее к своему лицу и принялся, как и Толоконников, орать и скакать, кривляясь.
— Марик-Нулик, тра-тата… Нулик-Марик, тра-тат-та!.. Нуль в квадрате! Нуль в сотой степени! Тра-та-та! Марик-Нуль есть туфта!..
Марик глядел на эту вопиюще оскорбительную вакханалию с ужасом. Они скакали и кривлялись, дышали тяжело, со свистом, словно в приступе какого-то шаманского камланья. Они размахивали кто гравюрой, снятой со стены, кто какой-то статуэткой, схваченной с серванта, но не бережно, как подобало бы, а по-хамски, нагло, с ощущением своей полной безнаказанности.
— Марик-Нулик, тра-та-та, Нулик-Марик — без хвоста…
В это время тихонько щелкнул замок, и в столовую из передней заглянула только что пришедшая бабушка.
— Боже мой! — воскликнула она, оторопев. — Что это? Ты дома? Вас рано отпустили? Марик, что вы тут делаете?
— Это ко мне из школы зашли. Вот Толоконников из 8-го «Б», а этот из нашего, Игорь Кондратенко. Мы…
Но договорить бабушка не дала. Душевная мука исказила ее лицо, как старая зубная боль.
— Дети! — почти со всхлипом выкрикнула она. — У нас пропала собака! Ее, вернее всего, украли. Другого объяснения я не могу найти. Кому, кому она понадобилась? Это старая собака… вроде меня, в своем, собачьем, возрасте… Марик? Почему ты спокоен?..
— Я не спокоен, — ответил Марик. — Ба, ты не видишь, ребята ко мне пришли в гости.
— Конечно, конечно… Эти маски его дед привез из Кении, давно, еще до войны. Его дед ездил туда в связи с эпидемией энцефалита. Как он был бы рад, если б увидел, что вы играете этими масками. Чудно! А то они висят без смысла… Господи, что же делать с собакой, что же делать? Дети, вот печенье. Марик, на кухне чудные яблоки, джонатан. Угости своих друзей. Я просто ума не приложу, где ее искать… Ой-ей-ей-ей! Просто кончается жизнь… — И бабушка прижала руки к ушам. Потом, заметив, что Толокно и Игорястик стоят, не двигаясь и вроде бы не дыша, она воскликнула:
— Пожалуйста, милые, не стесняйтесь!
А тут Марик принес яблоки, он нес их, две штуки, в мокрых руках.
— Марик! — Бабушка была шокирована. — Ты меня мучаешь! Неужели нельзя принести на тарелочке?..
— Ладно, ба, ну что ты? — И Марик протянул каждому по яблоку.
Оба взяли, но есть не стали.
— Пожалуйста, дети, пожалуйста, — угощала бабушка. — Кушайте на здоровье!
Но оба гостя, словно по команде, повернулись и, не говоря ни слова, заскользили по паркету к передней.
— Боже мой! Какое у нас несчастье сегодня, — снова всплеснула руками бабушка. — Я чувствую, что у меня гигантски подскочило давление… Я понимаю, Марик, что твоим друзьям от этого ни горячо ни холодно, но ты, Марик… Такого жестокосердия я не ожидала. Дети, когда захотите, приходите к нам играть в маски. Мы будем очень рады… Вы уже собрались? — сказала она, заметив, что Игорястик и Толокно в передней зашнуровывают ботинки. — Марик, проводи своих гостей! — Бабушка отошла в сторонку, приложила платок к глазам, и плечи ее затряслись.
Марик вышел в переднюю вслед за ребятами.
— Как же теперь будет? — спросил он.
— Да никак, — ответил Игорястик резко. А Толокно добавил:
— Хотели тебе помочь, да она помешала. Теперь сам выкручивайся.
— Только учти, — шепотом продолжал Игорястик. — Чтобы сегодня к четырем деньги принес. К четырем, не позже.
— Тебе?
— Мне. А я передам кому надо.
— Где же я их возьму? — вздохнул Марик.
— Твоя проблема, — сказал Игорястик. — И если кому скажешь, то все, понял?
— И собачки нет, — добавил Толокно. — А завтра ее хвост в ваш почтовый ящик засунут.
Марик взглянул на ребят и содрогнулся. Он ясно понял, что они не преувеличивают, что именно так и будет. Ему стало дурно, он привалился плечом к стене.
— Да кому она нужна, — снова сказал он. — Она же только нам и нужна.
— Она только вам, — согласился Толокно. — А шапки всем нужны. — И, подойдя к Марику вплотную, внятно произнес — Если кто из твоих в школу придет… Понял, что будет!..
— Бежим, — сказал Игорястик. — Звонок.
Марик подошел к окну, глядящему во двор. Игорястик и Толокно мчались к воротам, перекидываясь пластмассовым диском, гикая и свистя.
— Что ты уперся в стекло, вместо того чтобы бежать и искать собаку. Что ты там все выглядываешь? Они ушли?
— Да.
— Ах, как ты жестокосерд! Никого не любишь, даже свою собаку…
— Не говори глупостей, ба.
— А ты не говори со мной в таком тоне, равнодушный ребенок.