Рыжий постоянно выдавал какие-то странные фразы, которых явно понабрался от своего чудаковатого отчима дяди Вани. Мать Рыжего вышла замуж во второй раз, когда мелкому Вадику было всего пять лет. Альфред смутно помнил родного отца друга, но отчима несколько опасался. Странный он был, этот вечно загорелый лесничий, который и в город-то никогда не ездил: всё в лесу да в лесу. На рыбалке ему всегда везло, а дорогу через буреломы он находил так быстро, будто она сама появлялась по его желанию.
Альфред раздражённо потряс головой, выкидывая из мыслей Вадикова отчима. Сдался ему этот полоумный мужик! Краем глаза он заметил движение: четыре фигуры плавно и быстро выскользнули из-за придорожных камней.
Альфред и Вадим оказались нос к носу с неприятелем.
Ночной воздух прорезала автоматная очередь. Альфред отскочил с линии обстрела и, укрывшись за небольшим валуном, вскинул автомат. Кровь стучала в висках, а руки действовали привычно и твёрдо. Сколько человек он уже отправил на тот свет маленькими кусочками свинца? Альфред сбился со счёта. На войне как на войне. Он предпочитал не задумываться о том, что делал. Просто мишени. Либо ты, либо тебя.
Он быстро проверил магазин с патронами, передвинул затвор и, высунувшись из укрытия, выстрелил. Пуля ушла куда-то во тьму, и, мгновение спустя, раздался вопль, а затем чьё-то тело глухо рухнуло на землю.
Попал. На этот раз повезло.
Откуда-то справа раздавались короткие сухие очереди по три патрона: Рыжий стрелял скупо. Выдохнув и утерев пот со лба, Альфред собирался дать ещё очередь. В этот момент за спиной послышалось шуршание осыпающихся камней. Секунда ― и кто-то спрыгнул на землю.
Альфред обернулся так резко, что затрещали позвонки, и вскинул автомат. Он нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало: автомат заклинило. Ему выпал тот мизерный шанс, что «калаш» подведёт.
Противник уже был перед ним. Тёмные, полные ненависти глаза солдата блеснули на смуглом лице, и в следующую секунду свет луны отразился во взлетевшем лезвии опасной бритвы.
Со свистом рассекая воздух, лезвие прошлось по касательной по шее Альфреда.
С оглушительным, как показалось, треском разошлась кожа, хрустнули сухожилия и перерубленный хрящ трахеи, и из глубокой раны хлынула горячая алая кровь. Альфред, что было сил, вздохнул, но поток крови заполнил рот.
С жутким хрипом, от которого заложило уши и потемнело в глазах, Альфред схватился за распоротое горло. Кровь заливала песчанку¹, руки, пропитывала каменную пыль дороги.
Зрение стремительно меркло, а мир рассыпался серой крошкой. За миг до того, как отключиться, Альфред увидел, как в мутной ночи промелькнула тень от ползущей по земле травы, которая обвилась, подобно змее, вокруг одного из солдат противника.
А потом стало темно.
Он стоял посреди огромной пещеры. Её своды уходили высоко во тьму, а вокруг, насколько хватало глаз, горело множество свечей. Маленькие огоньки разгоняли мрак, и в какой-то момент он заметил, что время от времени кто-то невидимый гасил ту или другую свечу. И в этот же миг где-то вдалеке или же совсем близко загоралась другая свеча. Гасящий был невидим, но он точно знал, что совсем рядом с ним в темноте ― только руку протяни ― есть нечто, неподвластное разуму.
Он стоял, завороженно глядя на это мерцающее великолепие. Словно звёздное небо упало на землю, озаряя её мягким светом. Вдруг совсем рядом с ним вспыхнула свеча. Её огонь колыхался, как будто не желал загораться, а воск тёк на чёрные камни.
И стоило огню новой свечи взметнуться вверх, как тишину бесконечной чёрной пещеры прорезало хлопанье гигантских крыльев. В следующее мгновение тёмный ― темнее мрака вокруг ― птичий силуэт закрыл собой огоньки свечей, прошуршав перьями.
Подхваченный порывом ветра от взмахов огромных крыльев, он оторвался от земли, уносимый потоками воздуха куда-то вверх. На мгновение ему показалось, что он увидел внизу какую-то нечёткую, смазанную фигуру, а затем мир вокруг наполнился жёсткими перьями, сквозь которые пробивался запах холода и леса.
Миг. Один удар сердца и один резкий вздох, и Альфред распахнул глаза.
Он лежал, судорожно глотая воздух, на твёрдой каменистой земле плоскогорья. Ночной воздух огнём жёг лёгкие, словно разрывая их лезвиями тысячи бритв. Бритва!.. Рука Альфреда метнулась к шее.
Ему перерезали горло. Он видел прямо перед собой глаза того, кто это сделал. Дрожащими пальцами Альфред ощупал шею. Всё цело. Лишь тонкий бугорчатый шрам напоминал о том, что кожа, сухожилия и артерии были безжалостно вспороты.
Тело ломило, а кровь жгла вены. Словно те не желали разносить жизнь по неожиданно не умершему организму. Даже дышать было больно. Альфред попробовал позвать на помощь, но из саднящего горла вырвался лишь жалобный стон. Голова раскалывалась, а во рту пересохло.
Неожиданно светлеющее небо над головой закрыл тёмный силуэт. Человеческий, не птичий. Сердце глухо ухнуло куда-то вниз, а рука сама собой дёрнулась в поисках упавшего автомата.
― Да я это, я, ― раздался в предрассветной тишине голос Вадима, присевшего на корточки над Альфредом, под головой которого, как он вдруг понял, лежал свёрнутый китель Рыжего. ― Ты был мёртв три минуты, Альфред. ― Дрелиху стало не по себе. Вадим никогда не называл его полным именем. Всегда говорил Алек или обращался по позывному ― Немец. ― Но я зажёг твою свечу заново. Убедил Того-Кто-Гасит-Свечи, что тебе рано ещё гаснуть. А Гасящий², я смотрю, подкинул тебе подарок, ― Рыжий усмехнулся, ― янтарные глаза.
― Твою мать, Рыжий! ― Вязкая слюна неожиданно наполнила рот, и Альфред в сердцах сплюнул. Влага обожгла пересохшие губы и заставила закашляться. ― Что ты несёшь? Какой Гасящий? Какие свечи? Что за, чёрт её дери, гигантская птица пролетела надо мной, пока я был… ― Альфред осёкся. Вадим говорил про какого-то Гасящего… а свечи в пещере кто-то гасил… ― Что вообще происходит? ― Он совершенно растерялся. Ему перерезали трахею и, кажется, обе сонные артерии. Он не мог быть жив. Посреди пустыни, вдали от полевого госпиталя и антибиотиков. А значит…
― Ты умер, Альфред, ― серьёзно произнёс Вадим, внимательно глядя на друга. ― Но я сумел тебя воскресить. Говоришь, там, в пещере со свечами, над тобой пролетела птица? ― получив утвердительный кивок, продолжил Рыжий. ― Повезло тебе. Не каждому является Сирин³, чтобы отнести его в Явь⁴.
― Сирин? ― Альфред с недоумением посмотрел на Вадима. Скажи друг такое получасом раньше, Альфред бы решил, что Рыжий рехнулся от постоянного напряжения, но случившееся заставляло прислушиваться к его словам. ― Птица с головой женщины с букваря? ― Альфред попытался встать, но твёрдая рука Рыжего вернула его на место.
Вадим кивнул и поскрёб затылок, покрытый ёжиком рыжих волос. Что-то странное показалось Альфреду в руках Рыжего. Слишком они были твёрдые, слишком сильно темнели в первых лучах восходящего солнца. Сделав над собой усилие, стараясь не замечать слабости во всём теле и пульсирующей боли в голове, Альфред приподнялся на локтях и внимательно посмотрел на Вадима.
Рукава рубашки Рыжего были закатаны по локоть и испачканы в крови. Его, Альфреда, крови. А кожа на запястьях… Только тут Альфред понял, что смутило его в прикосновении. Руки Вадима были покрыты древесной корой. Тёмно-коричневой, шершавой на ощупь, а глаза, обычно светлые, горели смесью зелёного и золотого, ловя последние лучи тускнеющей луны.
― Ты кто, чёрт возьми?! ― Альфред умудрился сесть, но от резкого движения закружилась голова, а перед глазами замелькали тёмные пятна. Сырая после ночи земля приятно холодила ноги.
― Я ― Дед Мороз, ― беззлобно усмехнулся Вадим. ― Ну конечно нет, я пошутил, ― махнул он своей страшной древесной рукой, которая мало-помалу начала приобретать вид человеческой конечности, ― Леший я. Точнее, ученик Лешего. Молодой ещё, чтобы жить в лесу постоянно. Дух⁵, короче, чтоб понятнее было.
― Ученик… ― пробормотал Альфред, и тут что-то щёлкнуло в памяти, как будто череда событий встала на свои места. ― Так твой отчим ― дядя Ваня ― он Леший, что ли? ― Странная удачливость дяди Вани, его любовь к уединению и дикой природе, неопределённый возраст ― всё вдруг стало понятно. Альфред почувствовал, как его распирает чудное, почти истеричное ликование ― он жив, а дурость Рыжего оказалась тайным знанием.