Выбрать главу

― По его мнению, всё это началось лет сорок назад и постепенно усиливалось. Сеньор Дрелих, ― Хавьер серьёзно посмотрел на Альфреда, ― я уверен, что мой отец не покончил с собой. Его убили. Вернее, убило. То, что живёт в нашем доме, то, что осталось в нём со старых времён. То, что приносит по ночам запах костров и заставляет идти дожди из пепла. То, что оставило на лице моего отца следы когтей и выражение невообразимого ужаса.

― Расскажите об этом подробнее, ― попросил Альфред, откидываясь на спинку кресла и прикрывая глаза. ― Всё, что есть сейчас, уходит корнями в прошлое. И порой прошлое таит в себе то, что лучше не знать. Но нам сейчас это необходимо.

Анна знала, о чём говорит Альфред. Она и сама пережила такое, о чём лучше не помнить.

― Как я понял из записей отца, ещё мой прадед наводил справки и нашел информацию о том, что во время эпидемии чумы в четырнадцатом веке в поместье Гарсия жил доктор, устроивший в доме лазарет для больных. С разрешения хозяина ― моего предка ― или же нет, непонятно, но факты таковы, что в определённый момент в доме набралось огромное количество больных. Поговаривали, что доктор делал это не просто так, а с умыслом: якобы он чернокнижник и пособник Дьявола. Вот крестьяне из окрестных деревень под предводительством местного падре уверовали, что причина их бед ― доктор. И однажды ночью они пришли с огнём и вилами к дому своего хозяина, требуя отдать им доктора. Мой предок, не желая связываться с обезумевшей от страха и злобы толпой, многие из которых потеряли родных из-за чумы, отдал им доктора. Крестьяне выволокли его из дома и сожгли на приготовленном костре, облив его маслом. Так он и горел, привязанный к столбу. В записях своего прадеда я нашёл упоминание о том, что доктор, пока горел, призвал на головы убивших его людей проклятие, а заодно поклялся вернуться и отомстить тем, кто малодушно отдал его на растерзание. Моей семье. А потом что-то случилось. Толпа не успокоилась на том, что казнила доктора, и накинулась на тех, кто был в доме. Они перебили всех больных и тоже сожгли их. А заодно комнаты, где жил доктор и где держали больных. Помещения выгорели, но пожар так и не перекинулся на остальной дом. Но мой предок погиб, как и его жена со старшими детьми. В живых остался только их маленький младший сын. Его нашли в комнате доктора, которая, несмотря на пожар, оказалась не тронута пламенем: стены были все в копоти, но ничего не сгорело, а мальчик остался жив.

― Комната этого доктора сейчас обитаема? ― Альфред сидел, прикрыв глаза, но Анна всем телом чувствовала волны азарта, исходившие от мужа.

― Дом много раз перестраивали, ― ответил Хавьер, отпив воды из принесённого Анной стакана. ― Сейчас от того строения, что было в четырнадцатом веке, остался только фундамент и старое крыло, но оно находится в аварийном состоянии и заколочено. Никто там не живёт.

― А место, где сожгли доктора, ― Альфред открыл глаза и подался вперёд, ― вы знаете, где оно?

― Отец упоминал об этом в дневниковых записях, ― ответил Хавьер. ― Писал он отчего-то на латыни, но я не настолько хорошо знаю этот язык, чтобы прочесть всё, к тому же почерк у отца был плохой. А обращаться к переводчикам я не рискнул, побоялся, что меня примут за сумасшедшего. Из того, что я понял, это место должно быть в отдалении от дома. Сейчас там всё заросло липой. Целое море лип, а наш дом как остров. Вообще это странно, ― Хавьер нахмурился, ― у нас всё же не так много лесов, а вокруг нашего дома всё иначе. Я раньше об этом не думал.

― Деревья выросли на земле, удобренной пеплом, ― произнёс Альфред. ― Но это, с одной стороны, хорошо. Значит, проклятие сконцентрировано в доме и не выходит за его пределы. Лес вас не тревожит?

― Кажется, нет, ― не очень уверенно произнёс Хавьер. ― Иногда кажется, особенно в ветреную погоду, что кроны деревьев что-то шепчут. И так неуютно сразу становится.

― Они не сожгли дом, ― пробормотал Альфред, ― а надо было. Или же они просто не смогли.

― Сеньор Дрелих, отчего все беды моей семьи? ― выглядел Хавьер совершенно расстроенным.

― От того, что дух сожжённого остался в стенах вашего дома, ― Альфред говорил спокойно и чётко, но Анна видела, как блестят его глаза. ― Вы, сеньор Гарсия, не упоминали, как звали этого человека ― того чумного доктора?

― В своих записях прадед так и называет его, ― негромко ответил Хавьер, ― Чумной Доктор.

Эти слова Хавьера показались Анне особенно зловещими. Смутное чувство тревоги поднялось в груди, заставляя волоски на шее приподниматься, а кожу покрыться мурашками. Ей показалось, что от потёртых дневников пахнуло костром и отвратительным запахом обугленного мяса и палёных волос. По краю сознания, на самой границе зрения, мелькнул облачённый в балахон человек, вытянутая, словно клюв гигантской птицы, маска которого показалась Анне гротескной порочной аллюзией на райских птиц.

― Мы берёмся за это дело, ― решительный голос Альфреда вырвал Анну из некстати разыгравшейся фантазии. Она посмотрела на мужа. Альфред выглядел возбуждённым, его янтарные глаза горели огнём предвкушения. Казалось, что он сейчас сорвётся и побежит в Испанию на своих двоих.

Когда-нибудь твоё тщеславие тебя погубит.

Слова Михаила, сказанные, казалось, давным-давно, вдруг вспыхнули в памяти.

«Нужно остановить его, ― мелькнула смятённая мысль. ― Не надо нам ехать в эту Испанию».

Анна тактично дождалась, когда Хавьер уйдёт, даже нашла в себе силы мило попрощаться с ним. Ей было жаль этого симпатичного молодого человека, который по воле крови и случая оказался втянут в ужасные события своего дома, но скребущиеся на задворках сознания опасение и страх за Альфреда не давали ей промолчать.

― Не надо нам ехать в Испанию, ― стараясь не выдать, как гулко колотится её сердце, произнесла Анна. ― Я чувствую, что не надо, что это опасно. Разве нельзя всё решить как-то дистанционно: дать Хавьеру какие-нибудь амулеты? ― Она умоляюще посмотрела на Альфреда, который, казалось, был вырван из грёз и недовольно поморщился.

― Такое на расстоянии не решается. ― В его голосе звенел неуправляемый азарт. Анна ещё никогда не видела мужа таким. ― Проклятие у этого молодого человека замешано на крови очень и очень давно, а со временем такие вещи только крепнут. Хотел бы я знать, что побудило дух этого Чумного Доктора активизироваться именно сейчас… И вообще, не волнуйся, Аннет. Я ведь буду с тобой. ― Альфред присел на корточки перед Анной и осторожно взял в свои руки её ладони. ― Ты же веришь в меня, Аннет?

― Я всегда в тебя верила, ― чуть улыбнулась Анна, но улыбка получилась какая-то болезненная. ― Но сейчас поверь мне: не стоит нам браться за это дело. Пожалуйста, Ал! ― Она стиснула его ладони, чувствуя, как впиваются в кожу кольца. ― Не ходи туда, откуда можешь не вернуться.

― Не надо во мне сомневаться, ― сухо ответил Альфред. Его явно задели слова Анны. ― Если не это настоящее дело, то что?

― Тебе разве было недостаточно черепа? ― Анна внимательно посмотрела на мужа. ― Если от проклятых недавно костей у тебя пошла носом кровь, и ты отключился, что с тобой сделает старое проклятие, которому шестьсот лет?

― Гасящий не зря дал мне второй шанс, ― отрывисто произнёс Альфред, выпуская руки Анны и отходя к окну. ― Я должен его отработать.

― Даже ценой собственной жизни? ― Анна чувствовала, как бьётся её растревоженное сердце, и как слёзы первобытного, почти животного страха подступают к глазам. ― Я чувствую, Альфред, а чутьё меня давно не обманывало. ― За прошедшие годы волчица, которой она даже дала имя ― Ликея³, стала ей почти родной.

― Я справлюсь, ― ответил Альфред, срывая синий цветок аконита и сминая его в пальцах. ― Мы справимся. И поедем в Испанию. Нельзя оставлять молодого сеньора Гарсия один на один с этим кошмаром.

Анна чувствовала, что помощь Хавьеру была сейчас для мужа далеко не на первом месте. Он хотел оказаться там и встретиться с проклятием, бросившим ему вызов.

― Тогда пообещай мне, ― слова давались Анне с трудом, она боялась за Альфреда, который, казалось, не видел уже ничего, кроме липовых крон и старого особняка с заколоченными окнами, ― пообещай, что на этом ты остановишься, что это будет твоё последнее опасное дело. Что ты больше не будешь гоняться за призраками великих свершений. Потому что я боюсь за тебя, Альфред! ― Она редко называла мужа полным именем, последний раз, кажется, на их свадьбе.