Они вошли во вкус, быстро отгребали солому, подставляли к жестяному желобу пустые рогожные мешки и сердились, когда теплое зерно шло слабой струйкой.
Перед обедом все пошли на Днестр купаться. Дорога на реку пролегала под забором совхоза. Мы миновали то место, где вчера я, прыгая в бурьян, спугнул неизвестного человека. Совхозный сад днем выглядел не таким густым, как ночью.
Днестр заблестел сразу же за каменным забором. Он показался мне с первого взгляда очень широким - раз в пять шире нашего Смотрича. Тот я переплывал с одного маху, а здесь, пожалуй, пришлось бы попыхтеть. Мы с Коломейцем сели у самой воды. Гористый бессарабский берег был хорошо виден и отсюда, снизу.
На глинистых холмах зазеленели виноградники, за ними на бугре, далеко от Днестра, виднелось село - белые хатки под соломенными крышами, садики, на краю села тускло поблескивал купол церкви. Оттуда, с околицы села, к Днестру спускалось вниз по крутым склонам несколько тропинок. Они вели к двум чернеющим на воде мельницам. Издали эти черные дощатые мельницы, закрепленные на якорях посреди реки и соединенные с берегом узенькими кладочками, были похожи на сорванные наводнением курятники. Бессарабский берег был пустынен, только у левой мельницы, стоя на мостках, стирали белье две женщины. Когда они шлепали вальками, гулкие хлопки доносились к нам сюда вместе с поскрипыванием мельничных жерновов.
- Ну что ж, выкупаемся, а, Василь? - сказал Коломеец и стащил с ноги покрытый пылью сапог.
Когда он стянул суконные бриджи и нижнюю рубашку, я увидел, что вся спина и грудь его густо поросли черными волосами.
Коломеец нежно провел ладонью по волосатой груди и сказал с гордостью:
- Это у меня с детства, и притом наследственное. Батько мой тоже волосатый - ужас.
- Эй, Никита! - крикнул издали Коломейцу широкоплечий, рослый курсант Бажура. - Поплыли на тот берег?
- Туда не доплыву, - ответил, вставая и поеживаясь, Коломеец, заморился. Немного давай поплаваем - и все.
Оба они - широкоплечий Бажура и низенький, щуплый Коломеец - вошли в чистую воду Днестра и тихо поплыли.
Ко мне подсел Полевой.
- Ну как, Манджура, подружился с Коломейцем? Хорошо работали вдвоем? спросил Полевой.
- Вы же сами видели, как работали.
- Коломеец - парень хороший, компанейский.
- А в футбол не играет, говорит: детская игра, - сказал я Полевому.
- Ну, это старая история, - сказал, смеясь, Полевой. - Это тебе, новичку, он накрутил чего-то. Он первые дни, как приехал в совпартшколу, таким гоголем ходил - не подступись. Да и стал хвастаться: я-де, мол, самый главный был футболист в Балте. В сборной города голкипера играл. С Одессой встречались - ни одного мяча не пропустил. Все уши-то развесили, а я думаю: вот удача-то. Хоть одного игрока настоящего бог послал. Ну, вышли на тренировку, и Коломейца взяли с собой. Стал он в голу, и тут конфуз получился. Ни одного мяча поймать не может. Руками машет, как журавль крыльями, а мы ему меж ног мячик за мячиком накатываем. Вот смеху-то было после! Ну, он, понятно, обиделся и перестал играть.
В эту минуту Коломеец вышел из реки и направился к нам. На его волосатой груди блестели капли воды.
- Я вот, Никита, рассказываю твоему напарнику, как ты в футбол с нами играл, - подмигивая мне, сказал Полевой.
- А-а-а, в футбол! - сконфуженно протянул Коломеец и запрыгал на одной ноге, делая вид, что ему в ухо попала вода. Напрыгавшись и не глядя на Полевого, он сказал мне: - Ну, чего сидишь? Пошли купаться!
Вода в Днестре была холодная и течение очень быстрое.
Не успел я проплыть и десяти шагов, как меня снесло далеко вниз.
Плыть напрямик за Коломейцем на середину реки я не решился и медленно поплыл вдоль берега. Плавал я совсем немного, а отнесло меня порядком. Обратно к своей одежде я побежал по отмели.
- Ты где устроился, Манджура? - следя за тем, как я одеваюсь, спросил Полевой.
- На балконе.
- Спать будешь на балконе?
- Да.
- Ну, а вещи где?
- Тоже на балконе.
- А если дождь?
- Ничего. Как-нибудь.
- Смотри, - сказал Полевой, - как бы ты не прогадал. А то перебирайся лучше к нам, вниз. Как раз место одно в уголке есть свободное. Сухо, тепло, и никакой тебе дождь не будет страшен.
- Да нет, товарищ Полевой, спасибо. Мне на балконе лучше будет.
- Как знаешь, - сказал Полевой и, попробовав рукой воду, стал раздеваться.
БУРЖУАЗНЫЕ ПРЕДРАССУДКИ
На балконе у меня было не так уж плохо. Обвитый с двух сторон диким виноградом, он напоминал беседку. Прямо на расшатанные, выжженные солнцем половицы я бросил соломенный матрац, а вещи спрятал в нише около дверей, ведущих в бывшую помещичью столовую. Там, разложив на полу хрустящие матрацы, устроились курсанты. Можно было, конечно, и мне улечься рядом с ними, но этот полутемный зал с заколоченными снаружи ставнями не понравился мне. Слишком сумрачно, прохладно в нем было.
- Э, да у тебя здесь шикарно! - заходя ко мне в гости на балкон, сказал Коломеец. - Как в тропическом лесу. И лианы растут! - Коломеец потрогал виноградную лозу, обвивавшую железный кронштейн, и, опершись на шаткие перила балкона, посмотрел вдаль.
Днестр отсюда не был виден, он протекал глубоко в лощине, зато можно было хорошо разглядеть бессарабское село на том берегу.
- Знаешь что, молодой человек? - сказал, обернувшись, Коломеец. - Мне здесь определенно нравится: пейзаж, воздух и все такое - словом, я поселюсь с тобой. Не возражаешь?
- А чего ж мне возражать? Давай перебирайся! - ответил я радостно.
Когда уже совсем стемнело, мы с Коломейцем разложили поудобнее рядышком оба матраца и начали укладываться.
Несколько минут мы лежали молча. Над ухом у меня тонко прозвенел комар. На бессарабском берегу протяжно пели грустную молдавскую дойну.
- Словно хоронят кого-то, - сказал я.
- Чего ж им веселиться? - ответил Коломеец. - Жмут их, бедняг, румынские бояре, жмут жандармы, попы всякие, - от такой, брат, жизни краковяк не спляшешь.
- А ты как думаешь: Бессарабия когда-нибудь будет советской? - спросил я у Коломейца.
- Рано или поздно - весь мир пойдет по нашему пути! - затягиваясь цигаркой, мечтательно сказал Коломеец. - А Бессарабия - тем более. Это же наш край. Ты разве не знаешь, что румынские бояре захватили ее жульнически, когда мы генералов колошматили?