Игра оживленно пошла дальше. Мяч с шумом перелетал с одного конца двора на другой. Уже смеркалось. Загудели жуки-рогачи над густым кленом. Вокруг стояли, наблюдая за игрой, курсанты.
Мне было приятно, что они следят и за тем, как я играю. Я носился из одного конца поля в другой, я совсем забыл, что беку не полагается отбегать далеко от своих ворот, и однажды попробовал сам забить гол, но Картамышев перехватил мяч. Ноги мои были исцарапаны, где-то в пятке покалывала заноза видно, я загнал в пятку колючку от акации, и большой палец левой ноги был окровавлен - я зацепился за камень, но не почувствовал боли. Было жарко. Мокрый, вспотевший, я гонял по полю, стараясь вырвать мяч у чужих игроков. В это время, желая обмануть меня, Марущак издали ударил по воротам, но промазал. Мяч ударился о стенку и возвратился к воротам, унося на себе белое пятно известки. Опасность миновала, и я спокойно следил за игрой на центре.
Все игроки были распарены, как и я, от них пахло потом, табаком, сапожной мазью. Трусы у нашего голкипера Полевого зазеленились еще больше, а на колене краснела ссадина.
С улицы крикнули:
- Васька, Васька!
Я сперва ударил по мячу, передал его левому краю, а затем поглядел, кто это меня зовет.
Прижимаясь носом к деревянной перекладине забора, стоял Петька Маремуха. Он с жадностью глядел на игру и, видно, крепко завидовал мне. Прогоняя мяч мимо забора, я крикнул Петьке:
- Не уходи, скоро кончим!
Петька кивнул головой и поудобнее примостился на каменном фундаменте забора. Я же с налету ударил по мячу, дал отличную "свечку", но только чуть влево, за линию игры. Мяч упал прямо на верхушку клена, с шумом пробивая листву, зацепил турник и затем подкатился к ногам Картамышева за линией корнера.
Где-то в коридоре здания прозвенел звонок.
- Пошли, товарищи, ужинать! - крикнул Полевой и, ловко подобрав лежавшую подле пенька одежду, вышел из ворот.
- Захватите мяч, товарищ Марущак! - распорядился Бойко и, подойдя к голкиперу Картамышеву, предложил: - Давай, Володя, сходим на речку до ужина, выкупаемся.
Картамышев согласился, и оба они, натягивая на ходу синие гимнастерки, направились к воротам.
Я обогнал их и выскочил на улицу первый.
- Здорово, Петрусь! - радостно сказал я Маремухе, крепко пожимая его пухлую руку. - Ну, видал, как я чуть не забил гол? Здорово, правда?
- Ты же портачил тоже здорово. Ту "свечку" как промазал, - ответил мне очень холодно Маремуха.
- А ты бы не промазал? - сказал я.
Но Петька, как бы не расслышав моего вопроса, спросил:
- Откуда ты их уже всех знаешь?
- Ну, не всех, а так, половину знаю - вчера они здесь играли в городки, вот я и узнал, кого как зовут. Пойдем ко мне в гости! - предложил я.
- Как? Туда? - недоверчиво покосился глазами Маремуха в сторону нашего флигеля. - А мне разве туда можно?
- Раз со мной идешь - значит, можно! - важно сказал я, и мы двинулись к воротам.
Петьке Маремухе все понравилось у меня в кухне: и моя постель на печке, и разложенный в духовке инструмент, и окно, выходящее во двор. Пока Петька все разглядывал, трогая коротенькими и пухлыми, как у девочки, пальцами, я сидел на табуретке и выковыривал булавкой занозу.
Возле меня на краешке плиты, мигая, горела коптилка.
Вытащив наконец английской булавкой занозу, я стукнул пяткой по полу, чуть-чуть защемила расцарапанная ранка. Я сполоснул под умывальником руки и стал думать, чем бы угостить Петьку. И вдруг, вспомнив свою встречу с Григоренко, в саду, сказал Петьке:
- А ты знаешь, Петро, что Котька сюда захаживает?
- Куда? В совпартшколу?
- В том-то и штука, что сюда!
И я рассказал Петьке Маремухе о встрече с Котькой.
- А ты бы взял ему и всыпал! - смело сказал Маремуха.
- Легко тебе сказать - всыпал. Я бы всыпал, но видишь какое дело: его ж Корыбко в этот сад пускает.
- А разве Корыбко тут работает?
- Ну да! В том-то и фокус. Я сперва этого не знал и, когда застукал Котьку в саду, тоже удивился, чего он задается так, словно у себя дома. А потом вчера вечером смотрю - они вдвоем по двору идут. У Корыбко ножницы здоровенные и ведро с известкой. Спрашиваю одного курсанта, что этот старик делает, а курсант мне и говорит: "Садовником работает".
- Вот оно что! - протянул Маремуха. - Ясное теперь дело. Раз Котька квартирант Корыбки, то теперь он свободно будет ходить сюда. Этот старый черт будет его пускать и когда яблоки поспеют.
- Факт! - подтвердил я.
- Ну, теперь Котька у вас все гнезда разорит. Ты знаешь, какая у него коллекция яиц? - сказал Петька. - Даже в городском музее такой нет. Он ведь давно собирает яйца. Такой здоровый, а все еще по деревьям лазает. Да, Васька! - спохватился Маремуха. - У меня же для тебя записка.
- От кого?
- А ну, угадай!
- Ну скажи!
- Нет, ты угадай!
Петька вынул из кармана голубой конвертик и спрятал его за спину.
- Ну, дай сюда! - закричал я.
- Я дам, только ты побожись, что сделаешь одну штуку.
- Какую?
- Если тебя спросят, когда ты получил это письмо, скажи, что утром.
- Так ведь сейчас же вечер!
- Ну я знаю. А ты скажи, что я тебе занес его утром. Хорошо?
- От кого письмо?
- Поклянись, тогда скажу!
- Ну, сам тогда возьму. Отдай письмо. - И я, шагнув к Петьке, схватил его за руку.
- Я не дам, Васька. Вот верное слово - не дам. Порву, а не дам. Ой, не крути руку!
Вырвать письмо было трудно. Я отпустил Петьку и сказал:
- Ну хорошо. Я клянусь.
- Что - клянусь? Ты хитрый. Скажи все, как полагается.
- Я клянусь, что, если меня спросят, когда я получил письмо, скажу, что утром.
- Ну тогда возьми! - И Петька протянул мне измятый конверт. Я быстро разорвал его и стал читать письмо.
"Вася!
Если у тебя есть время, приходи сегодня вечером ко мне, и мы пойдем вместе в иллюзион.
Галя".
Я чуть не бросился на Петьку с кулаками.
- Чего же ты мне не отдал письмо утром?
- Я не мог, я с утра поехал с папой на огород.
- А когда Галя тебе отдала письмо?
- Сегодня утром. На базар шла за молоком и отдала. А что там написано? - И Петька попробовал заглянуть в письмо.
- Подожди, - отстранил я Петьку. - А ты не мог забежать ко мне, как на огород ехал?