Они видят, что я на равной ноге с теми, кто обедает на золоте и серебре и зовет все десять тысяч английских аристократов друзьями, а некоторых — родственниками, и делают выводы.
Если бы я дорожил их тяжелыми обедами и отвратительной суетой, мое будущее внушало бы большие опасения, однако и то и другое начинает мне надоедать.
Мне веселей в компании бесцеремонной, некрасивой и вульгарной леди Мэри, которая скажет, как всегда называя меня по имени:
— Я всегда подозревала, что вы задумали изобразить нас без прикрас, Стаффорд, однако у вас ничего не получится. Пока автор не выйдет из нашей среды, пока он не будет одним из нас — ведь вы вошли в наш круг случайно и вас терпели из милости, — английская публика так и не узнает пороков аристократии. А этого никогда не случится. Из нашей среды не вышел ни один писатель и, попомните мои слова, Стаффорд, никогда не выйдет.
Не сомневаюсь, что ее сиятельство выскажется именно так, и полностью разделяю ее мнение.
Хотя я склонен сомневаться в том, пользуются ли десять миллионов простых смертных тем преимуществом, на которое иногда, как мне кажется, намекает леди Мэри.
Боюсь, что дураков способна порождать любая среда. Насколько я могу судить, такое производство не является монополией. Такова воля небес!
Глава II
Я приглашен на свадьбу
Удивительно, как представления нашей юности влияют на поступки зрелых лет.
Еще в младенчестве я как-то услыхал, что клубника помогает сохранить белизну зубов. И в зрелом возрасте я никогда не упускал возможности наесться этих ягод. В ту пору, когда горожане покидали Лондон раньше, чем это принято теперь, я спешил отведать клубники в саду моего двоюродного дядюшки, адмирала Тревора. А когда его небольшое имение перешло к его сыну, я опять же, каждое лето приезжал туда полакомиться клубникой, точно совершал священный ритуал. Но теперь, когда парламент распускают, как назло, все позже и позже, приятные званые обеды продолжаются до самого конца сезона, далеко за Иванов день, поэтому ягоды — мелкие, сладкие, свежие, не чета тем, что продают в Ковент-Гарден, — присылают мне из Фэри-Уотер в изящных корзинках, укрытых прохладными зелеными листьями.
— Где же находится Фэри-Уотер? — спросите вы. Любезный читатель, у каждого своя тайна, и местонахождение Фэри-Уотер — мой секрет. Всякий год с приближением лета я принимаюсь мечтать о нем, но я не обязан открывать свои мечты всему свету.
Я опишу Фэри-Уотер, каким увидел его впервые, еще в правление адмирала Тревора: причудливое здание, длинное и низкое, сплошь оплетенное глициниями и плющом, шиповником и диким виноградом, жасмином и жимолостью.
— Унылое место, хотя и живописное, — скажете вы. Погодите немного, пока вы не войдете в просторный квадратный холл и, миновав гостиную и зимний сад, не окажетесь в западном крыле, где веранда утопает в пышной зелени, где мирты роняют цветки на газон, сбегающий к зеркальной водной глади, где ясень и ива склоняют ветви к мягкой и нежной, как бархат, траве, где извилистые тропинки прячутся в тени густых деревьев, и всюду царит покой, тот покой, что так редко встретишь в нашем суетном мире.
Там я и имел обыкновение есть клубнику, оттуда ее теперь присылают. Но были времена, когда и в Фэри-Уотер ягоды отдавали горечью, и я расскажу вам почему. Вот как это случилось. Однажды мой троюродный брат, капитан Тревор, сын вышеупомянутого покойного адмирала Тревора, в короткой записке уведомил меня о том, что собирается жениться.
Большинству людей известие это показалось бы огорчительным. Умри капитан Тревор холостым, его имение перешло бы ко мне, и многие наверняка сочли бы Фэри-Уотер завидным наследством. Только не я. Что бы я стал с ним делать? Его содержание потребовало бы немалых расходов, которые стали бы для меня источником постоянного беспокойства. Мне в точности известно, сколько я должен моей квартирной хозяйке в конце каждого месяца за комнаты, завтрак и стирку, но откуда мне знать, доходно или убыточно сельское имение с газонами и цветниками, конюшнями и лошадьми, свинарниками и свиньями, курятниками и курами, прудом и лебедями, не говоря уже об эйлсберийских утках, — разве что пришлось бы нанять счетовода или предстать перед судом по делу о банкротстве?
Я не желаю заживо хоронить себя в глуши. Настанет час, и я уйду туда, где мой покой не потревожат ни домовладелец, ни сборщик налогов, пускай себе стучат, сколько вздумается. Каждому свое. А мне довольно второго этажа где-нибудь в западном районе. Конечно, лучше жить на третьем, но я с юных лет терпеть не могу взбираться по ступенькам.