- Идея, исходящая от разума и облачённая в материю, начинает действительное существование, - согласился я. - Но абстрактность жизни не есть ли подтверждение того, что совершаемое действие под влиянием побуждения, возникшего вследствие некоего смятения чувств, не управляемых сознанием, исходит от фатальной неизбежности, предопределённой судьбой?
- Возможно это так. Но для подтверждения необходимо вывести закономерности, которые пока что нам не известны. Генезис, приведший к определённому явлению должен быть подвержен всестороннему анализу.
В глазах Магистра мерцает мятежный огонь, зажжённый от пламени осени.
Маэстро сворачивает новый газетный кулёк и принимается озабоченно собирать разбросанные вокруг звуки. Проходя мимо тумбочки, на которой находится журнал регистрации умных мыслей, он на мгновение задерживается и смахивает в свой кулёк отражение осеннего пламени, вспыхнувшее на червонно-золотом колечке.
Там временем на коричневом саквояже пришельца Феди весы, оценив незарегистрированную в журнале, но проскользнувшую в голове Магистра Осени мысль, уверенно перевесили правой чашечкой, установив бесспорноепревосходство разума над безрассудочной деятельностью мозга. А в журнале отпечатался звук неповторимый и нежный, сорвавшийся с безмолвных уст грустного Магистра (хотя Федя сказал после, будто кто-то оставил среди страниц мокрое жёлтое пятно).
Злобные щупальца молний
город схватили за горло...
Трепетом души наполнив,
хлёстко вгрызались свёрла
струй дождевых холодных
в спины домов понурых.
Посредством условий погодных
вскрылся характер хмурый,
в сущности, скверной природы
мира страстей и страданий.
Мятежная смена погоды
сопутствует духу метаний.
Сложный процесс созиданья
конфликтностью форм бытия
являет предмет испытанья
либидо, - так чувствую я.
* * *
Федя достал из своего саквояжа внушительную по объёму книгу в потёртом кожаном переплёте. На обложке крупной арабской вязью было выведено "Ал-Хови" ("Объемлющий") и рядом помельче - имя древнего персидского мудреца-философа "Абубакр Мухаммад ибн Закария Рози".
Бывший провизор погрузился в изучение премудростей древнего манускрипта. Давно замечено, что несмотря на многократное перечитывание труда, каждый раз чтец находит в нём всё новые понятия. Глубина содержания трактатов, стало быть, совершенно бесконечна. Книгу можно открывать на любой странице и всё равно там найдётся ответ на терзающий вопрос. Там содержится лишь то, что ты желаешь прочитать в настоящий момент. Бесконечная череда смыслов меняется, усложняясь соответственно интеллектуальному развитию читающего. Значит "Ал-Хови" не сеет разумное, доброе, вечное, но предоставляет право заинтересованному читателю самому пожинать плоды собственного же развития.
Итак, обладатель старинного манускрипта погрузился в бесконечность изложенных в нём понятий.
...Спустившись по запутанному лабиринту коридоров в сырое подземелье, Федя очутился в тесном и тёмном помещении, напоминающем склеп. Тускло мерцающая свеча не освещала вокруг, но ослепила глаза. Зрению необходимо было некоторое время, чтобы привыкнуть к мраку.
- Ты обратил внимание насколько я терпелив? - донёсся дребезжащий старческий голос и из глубины комнаты чёрная ломкая тень метнулась по потолку. К провизору не спеша придвигался безобразный Горбун. Вскоре стало возможным вблизи разглядеть его уродливую внешность. Его изрядно помятое платье обильно измазано глиной, жиденькая козлиная бородка таит избыток скрытого сарказма и только зелёные зрачки излучают изумительно таинственный живой свет. Если бы не дребезжащий старческий голос и жалкий вид убогого уродца, Федя мог бы и испугаться.
- Я не стремлюсь торопить события дабы форсировать развязку, - пояснил Горбун.
- Какую развязку? - спросил пришелец.
- Каждый находит свой смысл, достигнув предельных глубин. Но в Книге лишь я один изведал глубины до самого дна.
И только тут гость заметил у стены стеллажи со стопками книг. Все они были похожи на ту, что держал в руках странный Горбун.
- О! У вас так много книг! - искренне изумился Фёдор. - Но отчего все они так внешне похожи?
- Это не столь существенно. Главное различие в том, что для каждого человека мною написан его персональный трактат, - с гордостью молвил Горбун.
Запах спёртого воздуха в книгохранилище действовал одурманивающе. Плесень и ладанный дух напоминали о прожитом времени. Уродец замер надолго у книжной полки, казалось, он совершенно забыл о присутствии постороннего.