Последней каплей для Шушаны стала собака… Её привязали напротив одного из окон, у ограды палисадника и…
«Точно оставили специально! Она же не может уйти, она ждёт!» – Шушана прекрасно видела всё из окна. Видела и отчаянно жалела незнакомую, но такую несчастную псину.
Видела, и как подошёл какой-то парень, присел на корточки, погладил собаку и ушёл, а потом… потом взял и вернулся, когда уже совсем стемнело и на улице зажглись фонари.
Шушана прекрасно видела, как парень обнимает собаку, а та, измученная ожиданием, пониманием того, что к ней не вернутся, безнадёжно скулит.
– Шуштон, как ты не понимаешь, он же взял её себе! Он уговорил её не печалиться, и я теперь вижу их – они гуляют вместе!
– И что? Ты перетащишь того человека в наш дом? Сама понимаешь – это невозможно! – сердился брат. – Не морочь мне голову. Ты уходишь с нами!
Но Шушана не могла – дом представлялся ей точно такой же брошенной собакой! Несчастной, покинутой и преданной не только людьми, но и норушами!
– Я останусь! Я останусь и буду ждать.
– А если ты не дождёшься? Ты понимаешь, что тебе потом будет почти невозможно уйти за нами и отыскать нас? – возмущалось всё семейство, а Шушана всё яснее понимала, что они-то все смогут без неё прожить, а она, уйдя, всю жизнь будет печалиться о брошенном доме.
– Я останусь! – Шушана стояла на своём.
Собственно, Таню она тоже хотела прогнать, но…
«Она взяла и нашлась! – думала норушь, довольно потирая лапки. – Теперь дом оживился, я даже на работу с ней хожу – у нас есть цель: заработать денег и купить эту квартиру у той… которой она досталась зря».
С Татьяной Шушана ещё не обсуждала этот вопрос, но была уверена, что та согласится – разве ей не нравится этот дом? Нравится! А кроме того, тут Танина работа, и на работе её стали очень-очень ценить!
«Ну вот, скоро Таня вернётся, и мы отпразднуем её развод».
Что такое развод, норушь знала преотлично – ещё бы, столько лет жила с людьми.
«Встретились, перекинулись ниточками взглядов, улыбок, слов, встреч и дел, а потом ниточки стали толстыми канатами и люди связали жизни друг друга вместе. А потом… потом кто-то из них, а то и оба начинают перегрызать эти канаты, как корабельные крысы! И если они сами не останавливаются, то от того, что держало их вместе крепко-накрепко, остаются только разлохмаченные огрызки памяти, чувств, слов, на этих обрывках болтаются дети, недоделанные дела, брошенные животные, дома… которые лишаются хозяев», – думала Шушана.
«Но иногда эти канаты привязывают кого-то одного, а второй считает себя свободным от всего, вот так и у моей Тани вышло. Она-то тянула семью, а этот её Дима только и делал, что дёргал её за верёвочку, чтобы делала то, что ему хочется».
Собственно, Шушана, любопытная, наблюдательная, прожившая бок о бок с людьми очень много лет, была абсолютно права.
Диме действительно было удобно с Татьяной. Кроме того, на спасении брака очень настаивала мать, которая чем дальше, тем больше, опасалась прихода новой невестки, совсем даже не такой покладистой, как была Таня.
Антонина Сергеевна после неудачной беседы с невесткой решила, что сыну самому нужно уговорить жену.
– В конце-то концов, это твой брак! И она тебя точно любит! – уверяла Диму его матушка – ну как ей было поверить в то, что Танину любовь как отрезало, когда она узрела свою лучшую подругу с мужем… – Так что давай, уговаривай её.
Дима, если честно, не очень-то видел в этом смысл – зачем? Столько красивых девушек вокруг, а он… он теперь будет мало того, что привлекателен, но и совершенно свободен! Ну, удобно было, и что? Мало, что ли, девиц, которые за одну только иллюзию чувств будут делать всё то же, что Татьяна, только лучше, активнее, разнообразнее и, что крайне важно, без малейших Диминых обязательств!