завещала значительные суммы денег, своему племяннику – акции в банке, а вам, Берта, – этот дом.
Берта поднялась со стула и отошла к окну. Она ошеломленно пыталась осмыслить услышанное. Эленор нервно постукивала пальцами по столу.
У Берты, конечно, была квартира родителей в Мюнхене. У нее была съемная квартира в Стокгольме. Но свой дом… Свой собственный уютный дом, затерянный в тихом городке у подножия Альп! Она не могла в это поверить, но счастье уже украдкой пробиралось в ее сердце, по пути сбрасывая с чаши весов все возможные возражения.
– Что мне нужно теперь сделать? – наконец спросила она у Ханса.
Улыбнувшись, он ответил:
– Нам нужно уладить кое-какие бумаги, и дом официально перейдет к вам. Я очень рад!
– А вы почему рады? – изумилась Берта.
– Потому что этот дом будет жить. Я часто бывал здесь в детстве и полюбил его. А сейчас мне пора идти. Оставляю вас дома. До скорой встречи и спасибо за вкусный кофе, – и Ханс, попрощавшись, поспешно вышел на залитую солнцем
улицу.
«Спасибо, бабушка!» – мысленно воскликнула Берта, глядя в небесную твердь над горами.
– Нам нужно поговорить, – серьезным тоном проникла в ее мысли Эленор.
Глава 11.
Берта обреченно села на стул.
Она понимала, что все не так просто. Чтобы жить в этом доме, ей нужно уволиться с работы в Швеции, перевезти вещи, и потом здесь тоже нужно чем-то заниматься: искать работу, устраиваться заново. Писать свою жизнь с чистого листа. Но ей было здесь так хорошо, что она верила в то, что справится. Она уже приоткрыла свой сундук с мечтами, и теперь он совсем не хотел закрываться, как будто замок на его тяжелой крышке сломался.
Эленор говорила и говорила, а Берта только слушала.
– …Подумай о своем будущем! – завершила мама длинный монолог о жизни Берты, ее неустроенности, о том, как она не оправдала родительских надежд.
«Не волнуйся так, мама. Я не оправдала и собственных надежд. Я изменила большинству своих желаний, хотя все они были чистыми и добрыми. Я любила рисовать, любила домашний уют, мечтала стать дизайнером и помогать другим жить в окруженных заботой домах. Теперь я дипломированный юрист, который работает в архивном
отделе в городе, где все напоминает о моей потерянной любви – ведь и замуж я отказалась выйти, чтобы угодить вам! Я так больше не могу. Я понимаю твое беспокойство, но я хочу остаться в этом доме и этом городе. Я найду себе достойное занятие. Я люблю тебя, но это мой выбор», – собиралась выпалить Берта те выводы, к которым она пришла во время своих продолжительных визитов к психологу. Но не смогла.
Она просто от всего сердца сказала:
– Мама, спасибо тебе за заботу и внимание. Уверяю тебя, я справлюсь. И буду здесь очень счастливой. А тебе бы хотелось именно этого, правда?
Мама выглядела на удивление безмятежно.
– Только не жди, что я приеду помогать тебе с переездом, – по-доброму проворчала она.
На самом деле, Эленор давно корила себя за разлад дочери с Джонатаном. Он был успешным юристом, добрым и достойным человеком, а главное – он так любил ее дочь. Они могли бы быть счастливой семьей.
Эленор не могла не заметить, как плохо расставание с Джонатаном сказалось на дочери: она совсем закрылась, мало с кем общалась, пряталась в своей работе и книгах, как
будто навсегда осталась жить за кулисами настоящей волнующей жизни.
Сейчас, когда Берта решила отстаивать свое право жить так, как ей хотелось, Эленор увидела в дочери отблески прежней уверенной в себе Берты. «Может быть, ей это пойдет на пользу», – задумалась Эленор и крепко обняла дочь.
– Сегодня днем я возвращаюсь в Мюнхен. Я рада за тебя. Советую тебе как можно скорее решить вопрос с работой. Я люблю тебя, звони, если нужна будет помощь.
Берта прикрыла за мамой дверь, обняв ее на прощание, и стала искать свой телефон, чтобы позвонить в Стокгольм. Телефона у бабушки дома тоже не было. Резкий звон ее раздражал, и она предпочитала письма или личные встречи.
Берта с радостным смятением оглядывалась по сторонам. В этом доме с вишневыми ставнями царили тишина, уют, покой и любовь.
Лучшее место для свидания с самой собой – или той, кем ты хочешь стать.
Глава 12.
Джонатан торопливо вышел из трехэтажного дома в жарких Афинах и размашистым шагом направился в бюро.
Три года назад он приехал сюда из родного Стокгольма, но до сих пор не мог привыкнуть к греческому климату. Иногда он выезжал с коллегами на пляжи Эгейского моря: оно было чистым, изумрудно-синим и ласковым, но для Джонатана – слишком теплым, как перегретое молоко. Он любил море, но его море было другим – северным и леденящим, с прохладными ветрами и частыми дождями. Над его родным северным морем нависшее хмурое, грузное небо было похоже на серые плотные холщовые паруса и не навевало грусть, а успокаивало его.