— Здесь, девочки, здесь. Входите.
Девочки вошли в низенькую дверь.
Марина с любопытством огляделась. Она жила в большом, новом доме, и ей было интересно побывать в таком старом, маленьком домике. Галя нехотя шла за ней.
Направо от передней была открыта дверь в кухню. Рядом с газовой плитой на столике шумели примусы.
«Наверно, плиту ещё не включили», — подумала Марина.
У стола переговаривались две женщины.
— Гавриловы здесь живут? — громко спросила Марина.
Одна из женщин оглянулась:
— Вы к Евдокии Петровне? Её нет дома. А по какому делу?
— Мы из школы, — сказала Марина. — Из музыкальной.
— Да вы входите, девочки, Евдокия Петровна скоро придёт. А там Шурик дома. И малыш. Пойдёмте, провожу.
Женщина вытерла фартуком руки и провела девочек через маленький, тёмный коридор в низкую, маленькую комнату с маленьким окном.
За столом сидел мальчик лет пяти и что-то вырезывал большими ножницами. Мальчик поднял голову и удивлённо посмотрел на девочек.
Маленькая дверь вела в соседнюю — большую, но тоже низкую комнату. Марина заметила пианино. На большой кровати лежал свёрток в байковом одеяле. Соседка тихонько подошла к нему.
— Спит маленький, — шепнула она. — Всего три недели ему. Евдокия Петровна к врачу пошла, а меня просила присмотреть.
— А Лёня где? — спросила Марина.
— В школе Лёнечка. Ну, вы посидите, а я пойду, а то у меня котлеты пригорят.
Девочки молча присели на краешки стульев. Марина почувствовала, что в комнате есть ещё какое-то живое существо, и обернулась.
— Галя, смотри! — сказала она.
На шкафу сидел огромный, пышный сибирский кот огненно-рыжего цвета и с высоты своего величия поглядывал на девочек.
— Какой красивый! — ахнула Галя.
— Это Барсик, — сказал хрипловатым баском Шурик, снова принимаясь за вырезывание. — Его у нас два раза уносили, а он прибегает. Барсик, Барсик! Кис-кис!
Но Барсик только презрительно сощурил свои зелёные глаза и притворно зевнул.
— Важничает! — сказал Шурик. — А вы зачем к нам пришли?
Марина засмеялась:
— Шурик, так не говорят, это невежливо. Мы пришли к Лёне — узнать, почему он не ходит в музыкальную школу.
— А он вовсе ходит, — сказал Шурик, болтая ногами. — Хотите, я вам фокус покажу? — И он неожиданно выпрыгнул из-за стола, вскочил на диван и перекувырнулся, болтая в воздухе ногами. — Видали?
— Молодец, Шурик! — сказала Марина. — Ты кем будешь, когда вырастешь? Циркачом?
— Я машинистом буду, — внушительно сказал Шурик.
Он перекувырнулся снова и сел, тяжело дыша, на своё место. Галя и Марина засмеялись.
— И нечего смеяться! Вот видите, какой паровоз вырезал! Сейчас клеить буду.
— Давай мы тебе поможем, — сказала Марина. — Смотри, ты неаккуратно клеишь.
— А музыкантом, как Лёня, не хочешь стать? — спросила Галя, разглядывая бумажные части паровоза, разложенные по столу.
— А Лёня не будет музыкантом, ему Коля не позволяет.
— Какой Коля? — спросила Марина.
— Ну, Колька Гриненко, Лёнин товарищ. Он говорит ему: «Брось, Лёня, эту музыку! Это тебе не занятие». Я всё слышал! — гордо прибавил Шурик. — А Лёня вратарём будет, вот кем! Он знаете как здорово играет! Его уже в настоящую команду скоро примут — в «Трудовые резервы»! Мама, это к Лёне девчонки пришли! — закричал он без передышки.
В комнату входила румяная, полная женщина, повязанная пуховым платком.
— К Лёне? — удивлённо спросила она, торопливо разматывая платок.
Девочки встали.
— Мы и к вам тоже, — сказала Галя.
— Сейчас, девочки, только малыша погляжу. Шурик, ты чего тут набросал так? Никак за вами не углядишь! — И она прошла в соседнюю комнату. — Спит, — сказала она, возвращаясь. — Ну, что, девочки, скажете?
— Мы из музыкальной школы, — сказала Марина.
— Нас Алексей Степаныч послал, — добавила Галя.
— Вот как! — удивилась Евдокия Петровна. — Что же такое случилось?
— Они говорят — Лёня в школу не ходит, — вмешался Шурик. — А он вовсе ходит, со скрипкой.
— Как так не ходит? — ахнула Евдокия Петровна и даже села на табуретку. — Знала я, чувствовала — что-то неладно, — взволнованно заговорила она. — Играет вроде не то, что надо, ерунду какую-то, а уходит на урок — так возвращается уж больно скоро. И где он, негодный, шатается? Вот уж будет ему сегодня! Хорошая проборка будет!
Девочки переглянулись.
— Он подтянется, — сказала Галя, — он всё выучит.
— Мы ему ноты принесли, мы ему поможем! — горячо подхватила Марина.
— Вот за это спасибо! — ласково сказала Евдокия Петровна. — Но вот ведь несчастье какое, — продолжала она с огорчением. — Сколько раз ему говорили: «Не хочешь заниматься, так бросай!» Отец даже скрипку забирал, прятал. А он — в слёзы, плачет: «Отдайте скрипку!» Ладно — решили: последний год попробуем. А он, оказывается, что вздумал… Прогульщиком сделался.
— Ему Колька не позволяет, — снова сообщил Шурик.
— Ох, уж этот мне Коля! — вздохнула Евдокия Петровна. — Когда-нибудь весь дом своими опытами спалит. Верите ли, девочки, проходу ему этот Коля не даёт. Лёня ведь даже по двору со скрипкой стеснялся, бывало, пройти. Уж я ему скрипку вынесу, а он тогда скажет тихонько: «Ну, вы идите, идите, мама», а сам скрипочку под пальто — и бежать! Словно ворованное несёт. Вот горе какое! И отец-то как переживать будет… Ведь он музыку любит знаете как? Когда в отпуску — ни одного концерта не пропустит. И сейчас в каждом письме спрашивает: «Как Лёнины музыкальные успехи?» И ведь способности есть у мальчика, и позанимался уже сколько… Ещё бы два годочка протянуть — и закончил бы семилетку.
В это время открылась дверь и на пороге показался Лёня со скрипкой в руках. Увидев девочек, он мрачно опустил голову и прошёл в другую комнату. Все молчали. Молчание первый нарушил Шурик.
— Лёня! — закричал он. — Ты чего прогуливаешь?
— Молчи ты! — процедил сквозь зубы Лёня; он стоял, отвернувшись к окну.
Вдруг громко заплакал на кровати ребёнок, и Евдокия Петровна бросилась к нему.
— Подожди уж ты у меня! — пригрозила она на ходу Лёне. — Вот дождёшься, отец приедет… Да что же ты стоишь как пень, — рассердилась она вконец, развёртывая ребёнка, — к тебе ведь пришли!
Лёня нехотя подошёл к порогу.
— Ну что? — спросил он хмуро.
— Лёня, мы тебе ноты принесли, — робко сказала Марина.
— Лёня, это концерт, — сказала строго Галя. — Знаешь, какой концерт! Алексей Степаныч велел тебе его разобрать.
Лёня взял ноты и стал рассматривать их.
— Ого! — сказал он, перелистав ноты.
— Очень трудный, — подтвердила Марина. — Зато какой красивый!
— Интересно! — процедил сквозь зубы Лёня, разглядывая ноты. — Как же это?..
— Как это играется? Хочешь, покажу? — с готовностью предложила Марина.
— Покажи, — нехотя согласился Лёня.
Марина вынула свою скрипку из футляра и с увлечением начала проигрывать Лёне трудное место.
Галя исподлобья внимательно следила за ней. Шурик бросил своё вырезывание и тоже смотрел.
— Видишь, — возбуждённо говорила Марина, — не так трудно… Ой, вот тут не выходит!
— Дай я, — сказала Галя.
Она взяла у Марины скрипку и проиграла трудное место.
Нечего было и сравнивать — она сыграла его гораздо лучше Марины, хотя играла на чужой, неудобной для неё скрипке.
Но Марина зависти не почувствовала. Она была так рада, что Галя играет.
— Лёня-а! — послышалось в открытую форточку.
Чьё-то лицо прижалось снаружи к стеклу.
Евдокия Петровна, кормившая в это время ребёнка, молча сделала сыну угрожающий жест рукой, и Лёня хмуро отвернулся от окна.
— Идёмте, провожу, — буркнул он девочкам.
Девочки торопливо собрали свои вещи. Галя взяла папку, Марина — футляр со скрипкой.