Маугли
Идет моленье…
Оно — то меня и разбудило своими песнопениями. Я Делся и открыл дверь в зал. В лицо пахнуло спертым, кислым воздухом. Стараясь не дышать, я бросился через зал во двор. Меня встретил лесхозовский гудок, за ним прогудел крахмальный заводик, а в «химлесхозе» ударили двенадцать раз о рельсу.
На улице я наткнулся на Ванюшку. Он дал мне каменно — твердый ржаной пряник.
Вечером в кино сходим, — сказал он.
Грех в кино ходить, бог накажет, — предупредил я. — Возьмет и ослепит, что тогда?
Э — э, откуда он узнает, что мы в кино ходили?
Мать говорит, что бог все видит.
Ерунда все это! Никакого бога нет.
Я ошеломленно смотрел на него, приоткрыв рот. Потом со страхом покосился на небо, ожидая молнию, которая поразит Ванюшку за богохульство, а меня за то, что я слушал его. Но молнии все не было и не было. Сияло солнце, Ванюшка смеялся, дрались два петуха… Я, наконец, кое — как перевел дух и шепотом попросил:
Не надо больше так говорить. Страшно! А вдруг он есть? И слышит все…
Огромным был трехэтажный клуб. Его воздвигли из отборных бревен. Внутри покрасили, на стенах развесили разные картины, плакаты, афиши, портреты киноактеров, у стен наставили диваны, кресла.
Мы с братом купили билеты и, ожидая начала сеанса, вышли на поляну перед клубом. Тут носились, дрались и орали мальчишки. Я озирался, боясь, что меня увидит отец или мать. Наконец шумная ватага, сшибая друг друга с ног, рванулась к входным дверям. Там началась давка. И вот мы оказались в большущем зале с очень высоким потолком, посредине которого висела люстра. Мне казалось, что она в любую минуту может оборваться и придавить всех нас. А сердце так и ныло, словно я совершал что — то очень нехорошее, запретное, преступное. Очень хотелось скорее увидеть, что это за штука кино, и в то же время хотелось немедленно бежать отсюда.
Хлопали сиденья, стоял гам. Чувствуя, что я гублю свою душу, я сел рядом с Ванюшкой. Вань, а вдруг она упадет? — прошептал я, показывая на люстр С чего это? Ее стальной трос держит, — успокаивал меня Ванюшка. Давай пересядем на всякий случай.
Вот балбес! Это же наши места, понял? С других нас прогонят!
А если мы попросим?
Ты же видишь, вот в билетах — десятый ряд, десятое и одиннадцатое место!
Я замолчал, но все время поглядывал на потолок.
Вдруг свет погас. Голоса стихли, откуда — то сзади ударил луч, как из прожектора. Я оглянулся. В темной стене квадратное оконце, из него льется ослепительный свет. Загремела музыка, а где — неизвестно. Я вертел головой в разные стороны.
Да ты на экран смотри, — толкнул меня в бок Ванюшка.
Я посмотрел вперед и увидел ярко освещенную городскую улицу. По тротуарам шли серые люди, а по дороге мчалась серая машина с крестом на кузове.
«Почему никто не разбегается, сидят все! Задавит!» — испугался я и вскочил.
Куда ты? — прошипел брат и схватил меня за руку. — Садись, дурак!
Задавит же! — ужаснулся я и закрыл ладонями лицо. Завыла сирена, я вздрогнул. Все стихло.
«Стороной объехал, — подумал я. — Это бог посылает на меня погибель…»
Дурак! — ругнул меня брат. — Она же не правдашняя, это же кино.
Как не правдашняя? — изумился я.
Да экран — это же белая тряпка, вот и все.
А как… по ней… машина ездит?
Ее аппарат изображает. Молчи!
Какой аппарат?
Да отстань ты, смотри лучше! — окончательно рассердился брат.
Я посмотрел на экран, а там еще страшнее! Поезд. Такой я видел в учебнике.
Я зажмурился, прижался к брату. Задавит! Для кого кино, а для меня тяжелая пытка! А тут еще прямо в меня из двустволки целится охотник.
Бух! Бух! — грохнуло в зале…
Зажегся свет, все исчезло.
Все, — выдохнул я.
Это журнал был, а сейчас кино начнется, — ответил брат.
Какой журнал? — я знал только журнал «Огонек», да еще «Братский вестник».
После кино объясню, а сейчас смотри, — цыкнул на меня брат.
В зал запустили опоздавших, и кино началось…
На меня прыгал тигр, полз удав… Я то и дело сжимался от страха. А кругом ребята сидели спокойно» успокаивался и я… Загорелся свет. Кругом затопали ногами, заорали:
Сапожники! Механика на мыло!
Я снова испугался. Пол трясся, и мне показалось, что люстра уже летит на мою голову.
Ваня, что это? — закричал я.
Лента порвалась, кино — то еще не кончилось! — прокричал и брат.
Какая лента, почему порвалась, я так ничего и не понял.