Славная жизнь была, грешно пожаловаться. Но меня не отпускало тревожное беспокойство. Каждый день, выбрав свободную минуту, я уходила в один из складов, где было много места – поупражнять руку в стрельбе из лука и арбалета. Поначалу это вызывало удивление у всех домашних. Но мне почему-то казалось, что это еще пригодится, и вскоре муж и сыновья тоже начали выкраивать для этих занятий немного времени.
Так прошел год.
Я пополнела от спокойной жизни, но это могло оказаться кстати: Сесилии подходил срок родить. Мы уже подыскивали укромное местечко и надежную повитуху – как вдруг грянул гром над нашими головами.
Занимались мы с Сили в тот день самым милым делом: ходили по лавкам, покупая полотно, фланель, кружева и прочее, из чего составляется младенческое приданое.
Можно представить, как увлеклись две завзятые тряпичницы, шестнадцатилетняя мамаша и бабушка, которой не исполнилось тридцати шести… Словом, мы набрали ворох добра, нинья отдала приказчику деньги и отправилась еще что-то посмотреть в соседней лавке, а я осталась упаковывать покупки в корзину. С этой-то корзиной на голове вышла я из магазинчика и вдруг слышу испуганный голос Сесилии и жесточайшие проклятия на испанском. Сердце так и екнуло! Я поспешила, заранее зная, что увижу.
И точно: среди толпы зевак, которые всегда будто из-под земли вырастают, стоит чему-то произойти, стоит собственной персоной отставной капитан дон Федерико Суарес, трясет нинью за плечо и называет такими словечками, что только держись.
Подхожу ближе, расталкивая любопытных. Капитан увлекся так, что не заметил меня до тех пор, пока я не отодвинула его в сторону. Он глянул на меня и проглотил конец фразы.
Я сказала:
– Дон Федерико, никому не позволено среди бела дня позорить женщину, которую весь город знает как честную замужнюю даму.
Это надо было видеть: я нависла над ним со своей корзиной на голове, Федерико, бедняга, бледнеет, краснеет и идет лиловыми пятнами. Наконец он вымолвил:
– Кассандра? Это в самом деле ты? Откуда ты взялась и что, черт побери, тут делаешь? Разве ты не уехала в Африку?
– Мне не понравилось ходить в набедренной повязке, – отвечала я, – крахмальные юбки мне больше по душе.
– Она моя служанка, папа, – вставила Сесилия, отойдя от испуга.
Суарес смотрел то на дочь, то на меня.
– Анха, – сказал он. – Ты бы еще взяла в горничные крокодилицу или акулу.
Полагаю, ты замужем за тем босяком из приюта?
– Если вы, сеньор, имеете в виду ее мужа, то это дон Энрике Вальдес. -…он самый, каналья, ах, карррамба! -…управляющий делами английской торговой фирмы "Мэшем и Мэшем" на Ямайке.
– Этот сопляк? Я не верю в чудеса.
– Как вам угодно, дон Федерико. Его взял на службу мой хозяин, мистер Александр Мэшем.
– Черт! Бог! У меня уже голова кругом. Какое отношение ко всему имеет этот англичанин? И какое, провалиться мне на месте, бракосочетание по украденному разрешению? Нет! Я с этим намерен разобраться и разберусь. Что же, сеньорита, вы пригласите своего отца в дом или мне вламываться непрошеным гостем?
Начало хорошего не предвещало.
У дома нас первой заметила Мари-Лус. Она была приучена не лезть в глаза при посторонних и побежала в классную доложить. Филомено незаметно выглянул, охнул и пулей полетел в контору, предупредить отца и брата.
Не сказать, что этот визит застал нас уж вовсе врасплох. Куба слишком близко от Ямайки, и мы условились для такого случая: во-первых, никакого родства между черным семейством Лопес и белым семейством Вальдес нет. во-вторых, семейству Вальдес ничего не известно об истории семейства Лопес и, в-третьих, те и другие встретились друг с другом через посредство Александра Мэшема, а до этого друг с другом не встречались.
Историю знакомства с Санди сочинили заранее, а ответственность за кражу документов и похищение Сесилии Энрике целиком брал на себя.
Собрались все мигом. Сесилия и дон Федерико сидели в креслах. Факундо, Филомено и я встали чуть поодаль. Последним пришел Энрике, вытирая на ходу перепачканные чем-то руки.
Капитан был похож на плотно закупоренный бочонок с суслом и, казалось, вот-вот взорвется. Но он не взорвался, а только сказал зловеще:
– Итак, дочь моя, объясни, наконец, как ты смогла так опозорить себя, меня и весь наш род? Как ты оказалась под одной крышей с этим безродным ублюдком и этими головорезами?
– Это мой дом, дон Федерико, – отвечал Энрике, – эта дама – моя жена, эти негры, так же как все остальные в доме, были здесь оставлены для работы сеньором Алехандро Мэшемом и ведут себя вполне прилично.
– А кого это я слышу? – повернулся к нему капитан. – Несчастная сиротка, змея, пригретая на груди! Так поступить со своим благодетелем, бесстыжая дрянь!
– Не кричите, сеньор, – повысил голос Энрике. – Чем вы меня облагодетельствовали? Тем, что взяли в секретари? Я не умер бы с голоду и без этого. Я увез Сесилию и этим перед вами виноват. Но что же нам было делать, если вы хотели видеть меня любовником своей дочери, выданной замуж по расчету, а я хотел быть ее мужем? Вы отлично знаете, что она хотела того же. Мы были вынуждены поступить некрасиво. Для вас и для нас, дон Федерико, лучшим выходом было благословить наш брак.
Какое там благословить! Он был готов зарычать. Но опять-таки сдержался и сказал только:
– Я подумаю, как с вами поступить. У меня еще разговор кое с кем. Иди сюда, Сандра. Садись. Давай-давай, садись. Мы ведь с тобой старые приятели, не так ли?
Последний раз я видел тебя и все твое семейство за утренним кофе у костра, на одной уютной лесной поляне.
– Я отлично помню это утро, сеньор. Мне казалось, вам понравились и кофе и компания.
– Главу этой компании я застрелил сам, – двух лет не прошло, как это случилось.
– Я знаю. Я там была.
– Каналья! Как у тебя хватило дерзости отправить письмо из Лагоса?
Я пожала плечами:
– Не думала, что придется возвращаться в эти края.
Я сидела прямо, словно палку проглотив, и глядела перед собой, на погрузневшего, поседевшего, я тяжелым взглядом человека, и чувствовала, как затылок начинал ныть, едва мы с ним встречались глазами. Старое не было забыто, все начиналось сызнова.
Он сказал:
– Если я захочу, всех вас отправят на тот свет. Я сильно зол на вас всех. Едва ли ты не приложила руку к бегству этой… мадемуазель.
– За это нельзя повесить даже вашего зятя.
– Тебя найдется за что повесить и без этого. Вы вместе с косоглазым дьяволом натворили много дел в Вилья-Кларе.
– Вы никогда не считали меня дурой, сеньор, – так отчего же вы думаете, что я поглупела? Здесь, на английской территории, мы самые благонадежные негры из всех, которые когда-либо жили во владениях британской короны.
– Ты не поглупела, – сказал капитан, – да ведь я тоже не дурак. Я много лет был ищейкой и кое-что соображаю в этом деле. Я обнюхал и обтоптал все твои следы.
Я знаю о тебе куда больше, чем ты думаешь. Я нашел в твоей жизни одно слабое место, всего одно, но такое, что за него тебя можно зацепить намертво. -??!
– Сейчас расскажу. Английскому правительству нет дела до того, что вы натворили на кубинской суше, но вот море – это отдельный случай. Знаешь, что есть договоренность между всеми странами атлантического побережья о взаимной выдаче тех, кто виновен в нападении на морские суда или, хуже того, в их захвате? Нет, корабль того англичанина – ведь это твой нынешний хозяин, так? – он ни при чем.