– Вы не спросили меня, когда положили в свою постель, и не спросите, когда прогоните. Зачем вам что-то знать? Я делаю все, что вы скажете – разве мало?
И посмотрела на него. Он был готов меня съесть глазами. Как будто ему плюнули в лицо или показали кукиш: вот она я, шесть футов роста, и все, что при этом – твое, а душу – поди возьми! Он не настолько был глуп, чтобы не понять: битьем тут ничего не добьешься.
– Значит, не был бы я твоим хозяином, ты бы выбрала не меня, а оставалась бы со своим черным?
– Выбирают ровню, сеньор, – а какая я вам ровня?
– Милая, в постели все равны.
– Постель – на час, а сутках их двадцать четыре.
– Многие темнокожие женщины счастливы быть подругами белых мужчин.
– Наверно, так оно и есть.
– Разве ты не можешь меня полюбить? Разве я зол, жесток или скуп?
– Вы прекрасный хозяин, сеньор.
Он молчал, но я хорошо различала его внутреннее рычание. Дон Фернандо сердился.
– Послушай, а если я дам тебе вольную?
Так и впился в меня глазами.
– Вы этого не сделали и не сделаете, сеньор.
– Почему ты так думаешь?
На этот раз промолчала я. Я хотела сказать "Я не думаю, я знаю".
– Ты смогла бы полюбить меня, Сандра? Ты умнее, чем хочешь казаться. Ты меня очаровала. Я от тебя без ума, и ты это знаешь. Я терплю из-за этого в доме сущий ад. Ты могла бы меня полюбить не потому, что я хороший хозяин, а потому, что я влюбленный в тебя мужчина?
– Чтобы ревнивая сеньора меня замучила.
– Я буду оберегать тебя.
– Но кто будет оберегать от нее вас? Прискучив постоянными скандалами, вы охладеете ко мне и найдете другую. А мне придется поплакать.
– Ты подозреваешь меня в легкомыслии и боишься полюбить из страха, что я тебя оставлю?
– Сейчас у вас в мыслях нет ничего похожего. Но пройдет время, вы мною наиграетесь. Так всегда бывает.
– Разве я такой же, как прочие? Разве я не могу быть верным другом?
– Я не знаю вас хорошо, сеньор, но судя по тому, что слышу и вижу, не могу думать, что утешу вас надолго.
– А если я докажу тебе, что это не так?
Я опустила глаза, словно опять занялась шитьем. Это было крушение основ жизни кабальеро: добиваться душевного расположения черной рабыни! Похоже, я угадала, он уже зависел от меня больше, чем можно было предположить с самого начала. Если бы только это мне было для чего-нибудь нужно!
– Я завоюю тебя, моя африканская принцесса! – сказал он, поднимаясь с качалки и уходя. Но через несколько шагов повернулся на каблуках и произнес внушительно:
– Однако о конюшем Факундо я слышать не хочу ничего.
Хозяйке я все рассказала в тот же вечер.
Донья Белен слушала, устало покачивая головой.
– О, кровь господня! Я знала, что он дурак, но не знала, что настолько, и что дело так безнадежно.
Я деликатно промолчала.
– Он дурак не потому, что влюблен по уши. С кем не бывает, и с ним не впервые… хотя, кажется, впервые он заходит так далеко в глупостях. Он дурак потому, что совсем не знает людей и, самое главное, знать не хочет.
– Да, – отозвалась я, – иначе он давно бы вас оценил, сеньора. Вы намного умнее его.
– Дурочка, мужчины, наоборот, не терпят ума у женщин. Он думает, что я верю тебе не от ума, а от глупости… хотя, право, не знаю, почему я поверила, что ты мне говоришь правду.
И, переменив тему разговора, ставшего слишком тягостным, внезапно сказала:
– Ярмарка в Матансас через неделю. Завтра в усадьбу должен приехать конюший – обсуждать с хозяином дела.
Я думала, что при свете трехсвечников не будет заметно, как приливает кровь к щекам. Но хозяйка приложила мне руку к коже и обнаружила, что щеки горят огнем.
– Вот теперь, пожалуй, я точно убедилась, что ты не врешь. Не волнуйся, я найду возможность оставить вас наедине.
– Только чтобы об этом не узнала ваша тетушка, донья Умилиада.
– Почему? – хозяйка была изумлена. – Наша вдовушка воды не замутит.
– Это вы так думаете, сеньора. Она меня не любит и будет рада устроить неприятность.
– Почему?
– Уже поздно, сеньора, – может, расскажу в другой раз?
– Нет, сейчас, – потребовала хозяйка. – Все равно после сегодняшнего дня у меня будет бессонница. Принеси графин с кларетом и рюмочку, мне надо слегка успокоить нервы.
Быстренько я слетала в гостиную, осмотрев мимоходом закоулки на предмет наличия шпионов. Но в доме было тихо.
Донья Белен, уже в ночной рубашке, сидела в кресле за низеньким столиком. Взяла налитую рюмочку, поискала глазами и велела подать ее мензурку для капель. Налила в нее вина, протянула мне.
– Садись и давай выпьем.
– Не положено мне так запросто с вами.