Раненого стали поить чаем, ради такого случая кто-то даже достал заветный кусочек сахару; тем временем мужчины принялись расспрашивать Калинина.
— Никак, ирода за Волгу пустили! — строго заметил Михаил Павлович.
Что мог Калинин сказать утешительного? Когда он тащил раненого, ему казалось, что немцы уже заняли все вокруг и с минуты на минуту можно ждать их появления в этом доме.
— Худо, папаша! Беда приспела, наперед не сказалась. — только и проговорил он, прихлебывая из большой эмалированной кружки горячий чай, заботливо поднесенный и ему Фаиной Петровной.
Все умолкли.
Первым подал голос Матвеич.
— Вот что, мать, — сказал он, обращаясь к жене, — достань-ка мои серые порты и тот старый пиджак; они ему впору придутся, — кивнул он в сторону лежавшего на диване солдата. — А машину эту дай-ка сюда, — потянулся Матвеич к Калинину за автоматом. — На случай чего, теперь тут нас с тобой двое вояк, не так ли, дружок? — и он лукаво подмигнул солдату.
В тревоге прошел весь день. А вечером в подвал ввалилась Лида Ритухина. Она была одета в рваную кацавейку, светлые волосы были наглухо упрятаны под серый платок, и в первый момент ее даже не узнали.
— В соседнем подъезде немцы! — она сказала это шепотом, но ее поняли все.
Когда прошло оцепенение, первым, как всегда, отозвался Матвеич.
— А ты толком расскажи, без паники, где ты их видела?
— У нас в двери дырочка есть, мы с Левкой часто глядим в нее, — начала Лида. Глаза ее были широко раскрыты. — Вдруг слышим — не по-нашему говорят, а потом за стеной по лестнице сапогами загрохотали — и наверх…
Сколько немцев прошло по лестнице, Лида сказать не могла.
Жители подвала собрались на совет.
— Первым делом надо раненого пристроить, — сказала Ольга Николаевна.
Решили перенести его во второй подъезд: там, в подвале, за трансформаторной будкой, имелся едва заметный чуланчик. Вход можно было завалить дровами и тыквами.
Вместе с раненым во второй подвал перебрался и Калинин.
23 сентября бой начался с самого утра. Накануне, при танковой атаке на дом военторга, противник понес большие потери, но, несмотря на это, продолжал оказывать давление на участке седьмой роты. На рассвете немцы двинулись вдоль железнодорожной колеи, которая уходила куда-то вправо, на улицу Хользунова.
Подпустив фашистов поближе, бойцы седьмой роты открыли огонь. Оставшиеся в живых гитлеровцы откатились. После короткого затишья появились два вражеских танка. Их встретил огонь противотанковых ружей из дома военторга и пулеметный огонь из «Дома Заболотного». Танки стали маневрировать среди развалин.
А потом бой разгорелся с новой силой. Несколько немецких танков и большая группа автоматчиков оказались рядом с зеленым домом. Они подошли справа, со стороны Пензенской улицы, явно стремясь прорваться к мельнице и дальше — к Волге.
Заговорили все огневые точки седьмой роты. Пока шел бой, с мельницы хорошо было видно, как немцы занимали зеленый дом.
Через полчаса, встретив сильное сопротивление, немецкие танки убрались. Вместе с ними ушли и автоматчики.
Прошел час после этого боя. И еще один час. Зорко следили за зеленым домом наблюдатели. Но там — полнейшая тишина. И невозможно было понять, что это значило: действительно ли немцы покинули зеленый дом, или это хитро задуманная западня?
Тем временем Наумов вызвал сержанта Павлова.
За время сталинградских боев (особенно при захвате дома военторга и вылазке во вражеский тыл) командир роты в полной мере оценил сержанта. Павлов действовал смело и решительно, он был напорист, но осмотрителен, не подвергал людей ненужному риску, не делал ни шагу зря, наобум, и люди шли за ним уверенно, без оглядки. Сержант вполне заслужил, чтобы именно ему, а не кому-нибудь другому в роте поручали самые сложные и опасные боевые задания. В последние дни седьмая рота сильно поредела. Почти никого не осталось в строю и от стрелкового отделения, которым командовал Павлов. Товарищи в шутку называли его «генералом без армии».
— Как, Павлов, надоело без дела ходить? — подмигнул Наумов. — Работенка есть…
Павлов сразу почувствовал, что предвидится новое «настоящее дело» — так в роте называли рискованные боевые задания. Недаром шутит командир роты, недаром улыбается — сержанту уже хорошо знакома его хитрая усмешка. И Павлов ответил в тон командиру:
— Готов, товарищ командир роты, поработать. Оплата как будет: сдельная или повременная?
— Пожалуй, повременная. А может случиться, что и аккордная, — раз и навсегда… Там видно будет, — сказал Наумов и уже серьезно спросил: