Наумов мысленно пересчитал своих людей. Поредела, ох, как поредела рота за эту сталинградскую неделю. Один взвод — в развалинах, именуемых «Домом Заболотного»; другие — закрепляются на мельнице. Отсюда брать людей нельзя. Ведь именно к мельнице рвутся немцы с таким остервенением. Стоит только предпринять где-нибудь поблизости активные действия, как противник сразу же обрушивает на нее артиллерийский и минометный огонь.
В то время Наумов еще не знал, что́ предстоит вынести этой кирпичной коробке. Между тем немцы придавали мельнице огромное значение — на их схемах она именовалась «фабрикой» («Fabrik»). Они поняли, что это самое удобное место для нашего опорного пункта, пользуясь которым можно на большом участке преграждать путь к Волге, и поставили своей задачей любой ценой стереть «фабрику» с лица земли[1].
Толстые стены мельницы — надежное укрытие.
Фото С. Лоскутова.
Обдумывая план захвата зеленого дома, Наумов решил на первых порах направить туда по крайней мере один станковый пулемет, два противотанковых ружья, миномет и пять — шесть автоматчиков.
Командир пулеметной роты Дорохов выделил для этого расчет старшего сержанта Ильи Воронова. Это был лучший пулеметчик роты.
Воронов пристрастился к стрельбе еще в предвоенные годы, когда он, колхозный парень, с увлечением посещал осоавиахимовский кружок. Уже тогда Воронову больше всего пришелся по душе «максим». А когда настала пора идти на действительную службу — это было осенью 1940 года, — допризывник уже мог с завязанными глазами разобрать и собрать пулемет.
Само собой разумеется, что новобранца зачислили в пулеметную роту. Воронов сразу же продемонстрировал свое искусство, чем немало удивил не только бойцов роты, но и видавших виды командиров. Тогда-то он и получил свое первое поощрение — внеочередную увольнительную на целый день. К зависти товарищей, молодой солдат совершил увлекательную прогулку по чудесному закарпатскому городу Черновцы, где стояла тогда часть.
Об удивительном новобранце прослышали в полковой школе.
— Пойдешь к нам? Командиром будешь, — сказал ему кто-то из офицеров.
— Пошел бы с охотой, да грамоты маловато…
А откуда было взяться у него той грамоте, если учиться больше трех зим не пришлось. Одиннадцати лет, лишившись отца, Илюха остался за старшего «мужика» в бедняцкой семье. Покойный отец всю жизнь батрачил и только при Советской власти обзавелся землицей и лошаденкой, да почти не попользовался ими: не выдержало здоровье, подорванное непосильным трудом. С ранних лет Илюха стал на зиму уходить в Донбасс, на строительство железной дороги. Так что было не до учебы…
С полковой школой ничего не вышло.
Но все же Воронова в сержанты произвели — уж больно хорошо знал солдат свое дело.
С началом войны он стал проситься на фронт, но его не послушали и перевели в запасный полк.
— Начальству виднее, где вы нужны, — коротко отрезал политрук, когда сержант пытался обжаловать этот перевод.
Воронов хмуро опустил глаза.
— Да, пойми ты, парень, — политрук перешел на неофициальный тон. — В бою, как ты там храбро ни действуй, стрелять будешь только из одного пулемета. На два сразу не разорвешься. А тут — если научишь, скажем, сто человек, то по фашистам одновременно смогут палить сто пулеметов. Вот и соображай, что для Родины полезней!
Воронов соглашался, но проходил день-другой, и он снова вырывал из школьной тетрадки листок бумаги и писал очередной рапорт.
После одного такого рапорта, написанного пусть не каллиграфически, но зато от всей души, Воронова отправили, наконец, с маршевой ротой на фронт.
Но и на фронте ему пришлось заниматься все тем же — обучать бойцов пулеметному делу: на участке Юго-Западного фронта, куда он попал, стояло длительное затишье, лишь изредка прерываемое боями, о которых в сводках Совинформбюро сообщалось, как о боях местного значения.
Боевое крещение Воронов получил 23 февраля. Этот первый бой навсегда остался в его памяти. В день двадцать четвертой годовщины Красной Армии его расчет поддерживал вылазку стрелковой роты. Двоих из расчета убило, двоих ранило, а он уцелел, продолжая поддерживать стрелков, пока те не выполнили боевую задачу.
После этого боя батальон простоял в лесу еще три месяца. Воронов продолжал обучать новое пополнение.
— Пулеметчик только тогда страшен для врага, когда он жив и стреляет. Мертвый врагу не помеха, — говорил он молодым бойцам. И пояснял: — Не пожалеешь пота, чтобы саперной лопаткой поработать, будешь вести огонь безотказно — и врага уничтожишь, и сам цел останешься.
1
…Отбушевал огонь войны. Давно залечены раны. Возродился легендарный город. Но на берегу Волги возле улицы сержанта Павлова сохранились священные руины. Их не восстанавливают. Пусть останутся нетронутыми израненные стены, и пусть люди, приезжающие в Сталинград со всех концов земного шара, с благоговением обнажают головы перед крепостью-мельницей, стены которой словно возвещают: «Вот какие люди были! Крепче нас, камней!»