Вот и молчаливые вражеские траншеи, За ними — развалины домиков, откуда бьют минометы. Главное — ничем себя не выдать. Малейший шорох — и все пропало. Тогда уже не до «языка», глядишь — сам останешься тут навеки…
Вплотную за Лосевым бесшумно полз Дерябин. Сапунов, Попов и Хватало остались у проволочных заграждений. Пока идет «первое знакомство», всем впереди делать нечего.
По знаку Лосева разведчики залегли у широкой воронки. Противник уже совсем близко. В свисте пуль, визге пролетающих мин, протяжном гуле отдаленных артиллерийских раскатов — среди всего этого шума войны Лосев умел улавливать каждый посторонний звук. Вот послышались глухие удары — поблизости роют землю… А вон и траншея, которую копают. Сколько же их там работает? Судя по частоте ударов, только один человек. Но надо в этом убедиться. Выдержка прежде всего.
Проходит час, другой… Глухие удары прекратились. Немец, видимо, ушел отдыхать.
На следующий день вылазка повторилась.
Судя по всему, в траншее опять работал только один человек. Действительно, вскоре разведчики увидели, как долговязая фигура со вскинутой на плечо лопатой медленно удалилась в сторону домиков. Не вчерашний ли это немец? Если это какой-нибудь проштрафившийся солдат, то работы ему хватит не на одну ночь…
Еще один день — и все выяснится.
Лосев и его товарищи в этот день были возбуждены. Долго совещались они у себя в блиндаже, а затем вышли наружу. Прижавшись поближе к косогору — так меньше шансов угодить под шальную мину, — разведчики прорепетировали приемы.
Наконец наступила третья ночь. Позади ход сообщения, тоннель, а вот и дорожка к тому месту, где копал немец. На месте ли он сегодня?
Все в порядке. Роет.
Теперь вплотную ползут уже четверо. Пятый, Попов, остается прикрывать отход.
Лосев и Хватало одновременно прыгают в траншею. Движения точные, недаром они четко отработаны на дневной репетиции: не успел долговязый опомниться, как его уже уволокли.
Все эти дни в «Доме Павлова» с любопытством и тревогой следили за действиями Лосева. Надо ли говорить, как все обрадовались, когда разведчики вернулись с добычей!
Через некоторое время они повторили «охоту» и второго немца утащили из подвала разрушенного домика.
Потом был взят и третий «язык».
Конечно, не всегда все проходило без сучка и задоринки, как с тем долговязым землекопом. При нападении на подвал дело дошло до гранат, и тогда не досчитались своих товарищей. Бывало, что нарывались и на мину…
Восемнадцать человек потерял взвод Лосева в боях за Сталинград.
В тяжелой боевой работе, в беспрестанном напряжении проходили дни и ночи в «Доме Павлова». Но были и в этом, полном ежеминутной опасности существовании по-своему тихие, спокойные часы.
Так бывало иногда по вечерам. Артиллерийский и минометный обстрел, длившийся весь день, прекратился, все вылазки противника отбиты, и теперь со стороны немцев раздаются только одиночные пулеметные или автоматные очереди.
Возле огневых точек остаются дежурные расчеты, а те, кто свободен, приводят себя в порядок, отдыхают.
В такие часы люди собираются в подвале, где стоит телефон и «стол-арсенал».
Полумрак. На письменном столе, на пианино расставлены коптилки, но много ли от них света?
Разбираются происшествия дня. Сегодня станковый пулемет действовал вяло. Почему? Видно, фашисты уже успели изучить расположение наших огневых точек и напирают с той стороны, где пулемет не мог им помешать. Значит, «максиму» надо увеличить сектор обстрела, а для этого придется снести еще кусок стены. Пулеметное отделение тут же принимается за работу.
Потом обсуждаются действия петеэровцев.
— Я сегодня впустую «лепил», — жалуется Якименко. — Вин десь там ползет, а нам не видать ничего…
— Правильно Григорий говорит, — поддерживает своего напарника Рамазанов. — Если немец двинет танки, их из нашего закутка не достать.
— А что, Сабгайда, если перевести ружье на второй этаж, в угловую комнату? — предлагает Павлов.
Бронебойщики признают, что там сектор обстрела будет более выгодный.
Рамазанов и Якименко отправляются на новое место.
Здесь, в «Доме Павлова», просиживая длинными ночами за породнившим их противотанковым ружьем, бронебойщики часто делились воспоминаниями о своей прежней жизни.
Григорий Якименко — человек с редкой профессией: до войны он обучал служебных собак. К этому делу он пристрастился еще на действительной службе. Вернувшись в родное село Второе Красноармейское, Якименко обзавелся семьей. Но это не мешало ему целыми днями пропадать в Харьковском питомнике собаководства. В начале войны его вместе с овчаркой Найдой послали охранять Сталинградский тракторный завод, а когда фронт приблизился к городу, он пошел в 13-ю гвардейскую и стал бронебойщиком.