— Уходи, буду стрелять!..
Тогда послышался третий спокойный и густой голос:
— Русским языком говорят тебе, садовая твоя голова: из Павлова дому они… Детишки там малые, обратно же старушки… Нельзя им без воды…
Но часовой стоял на своем:
— Уходи, стрелять буду…
— Заладил, зараза, «стрелять, стрелять». Ты патроны для Гитлера прибереги, — пробурчал бас. — Сколько раз брали воду, а тут ему вожжа под хвост. Ну что ты с ним будешь делать?.. — И, видимо обращаясь к спутницам, добавил: — Уйдемте отсюда, а то, не ровен час, этот дурак еще и застрелит…
Бас принадлежал бойцу Василию Сараеву, который на этот раз вызвался проводить Зину Макарову и Янину к заброшенной известковой яме.
— Ты этих людей знаешь? — спросил Дронов Формусатова.
— Как же не знать, товарищ капитан, — удивился ординарец, — раз они тут живут? Еще девчонка с ними всегда ходила, бойкая такая… Ранило ее.
Капитан приказал пропустить женщин с ведрами и в сопровождении Наумова и Формусатова направился к «Дому Павлова».
Шли по ходу сообщения. Здесь, на открытой местности, шум клокотавшего в заводском районе боя слышался еще явственнее.
Дронов отметил, что траншея в порядке, достаточно глубокая. Местами на дне уложены кирпичи. Это хорошо, а то дожди превратили почву в месиво.
— Тут раз так налило — хоть на лодке плыви! Форменная Венеция, — щегольнул Формусатов красивым словом. — Ребята две ночи воду ведрами вычерпывали.
У каменной стены, преграждавшей траншею, Наумов остановился и к чему-то прислушался. Что можно различить в непрекращавшемся слитном шуме, было известно, вероятно, ему одному.
— Теперь… — Наумов замялся, — эту кобылу надо с лету. Давайте, товарищ капитан, первым, пока фриц не заметил. Так оно будет лучше.
Дронов удивился, услышав про кобылу, но где тут раздумывать! И он легко преодолел препятствие. А еще через минуту в траншее, по ту сторону стены, очутились и остальные.
Лишь теперь Дронов разобрался, почему Наумов обозвал стену «кобылой».
— Нашли место для физкультуры. Еще б турник сюда! — напустился он на командира роты. — Людей губите, сами под пули лезете. — Обычно спокойный и выдержанный, комбат разбушевался не на шутку. — Саперов не догадались вызвать!.. Сапоги!
Наумов не стал оправдываться. Что было возразить? Что сам день и ночь он лазает здесь на брюхе под пулями? Что в этом аду порой теряешь понятие о реальной опасности и тогда уже не смотришь: больше ли одной такой стенкой или меньше? А ведь прав комбат: следовало добиться, чтоб прислали саперов — давным давно взорвали бы эту проклятую стенку… Ведь не далее как третьего дня он сам подумал о саперах. Это случилось, когда ему доложили, что ранен Александров.
Александров… Один из четверки отважных, что захватила «Дом Павлова». Как нелепо все получилось. Александров возвращался из роты с ужином для отделения, и как раз в тот момент, когда он переползал стенку, взорвалась мина. Хватит! Завтра с этой стенкой будет покончено!
Но вот и выход из траншеи. Обычно, когда в «Доме Павлова» ждали важных посетителей, на посту стоял Рамазанов. Сегодня его нет — ему нельзя отойти от бронебойки ни на шаг. Навстречу комбату и командиру роты вышел дежуривший у входа Павлов. Он сразу узнал и Наумова, и Дронова, и Формусатова, но все равно привычное «Кто идет?» вырвалось как-то машинально.
— Сержант, оказывается, к себе в дом пускает с разбором! — хмуро пошутил шедший впереди Наумов.
— Хорошим гостям всегда рады, — весело ответил Павлов. — Да и лихих найдем чем попотчевать…
Однако тон, взятый Наумовым и подхваченный Павловым, не соответствовал испорченному настроению Дронова.
— Ты бы, сержант, поменьше хвастал, — оборвал его комбат, — и прежде чем зазывать гостей — дорожку наладил… Чтоб пулей не своих потчевать, а гитлеровцев…
«Чего это он с ходу напустился?» — удивился про себя Павлов. Он давно знал Дронова сдержанным и вежливым, а тут… Не иначе в медсанбате нервы потрепал.
— Мы и Гитлеру полную порцию отпускаем, не жалеючи, товарищ капитан.
— Востер ты, Павлов, на язык, — снова обрезал его Дронов, — а стенку ерундовую убрать в траншее не можешь.
— Так ее не языком, а толом хорошо бы, товарищ капитан! — Павлов уже уловил в голосе комбата другие нотки. — А тол — дело саперное…
— То-то и оно, что саперное… — Дронов выразительно посмотрел на Наумова, и у того кошки заскребли с новой силой. — Ну, что ж, домовладелец, веди в свои апартаменты!
В эту ночь бодрствовали все. Даже чулан, заваленный ватой, куда обычно забирались на полчасика «соловьиного сна», в эту ночь пустовал. Немец энергично постреливал, часто рвались мины, раздавались пулеметные и автоматные очереди.