— Господин Финч, как я понимаю, — произнес Холмс.
— Да, сэр. Собственной персоной. С кем имею честь?
— Я Шерлок Холмс.
— Холмс? Не думаю, что мы знакомы, но ваше имя я где-то слышал…
— Господин Холмс! — В комнату вошел и Карстерс. Контраст между двумя владельцами галереи был разительный: один постаревший и сморщенный, можно сказать, принадлежавший к другой эпохе, второй моложе, более щеголеватый, с лица еще не сошли гнев и огорчение — несомненно, результат подслушанного нами разговора.
— Это господин Холмс, детектив, о котором я вам говорил, — объяснил Карстерс партнеру.
— Да, да. Разумеется. Он только что представился.
— Не ожидал, что вы здесь появитесь, — сказал Карстерс.
— Я пришел потому, что мне хотелось увидеть место вашей работы, — внес ясность Холмс. — Но у меня есть к вам и несколько вопросов по поводу людей Пинкертона, нанятых вами в Бостоне.
— Жуткая история! — вмешался Финч. — Ущерб от потери этих картин мне не восполнить до конца жизни. Это самое большое бедствие в моей карьере. Если бы мы тогда продали несколько работ этого вашего Уистлера, Эдмунд! Да хоть разорвись они на части — никто ничего бы не заметил! — Как только пожилой джентльмен заговорил, остановить его было уже невозможно. — Торговля картинами, господин Холмс, — занятие респектабельное. Среди наших клиентов много аристократов. И вдруг мы попали в какую-то историю с перестрелками, убийствами. Ясно, что нам это ни к чему…
Лицо пожилого господина вытянулось, ибо оказалось, что перестрелки и убийства — это еще не все: дверь открылась, и в комнату ворвался мальчишка. Я сразу узнал Виггинса, который с другими «внештатниками» навестил нас несколько часов назад, но для Финча это был просто налет, какой не увидишь в страшном сне.
— Вон отсюда! Сейчас же! — воскликнул он. — У нас для тебя ничего нет.
— Не тревожьтесь, господин Финч, — успокоил его Холмс. — Мальчика я знаю. В чем дело, Виггинс?
— Мы его нашли, господин Олмс! — в волнении прокричал Виггинс. — Ну, этого малого, какого вы искать велели. Мы его своими глазами видели, я и Росс. Мы уже было сунулись в забегаловку на Бридж-лейн, Росс эту пивнушку знает, он, бывает, и сам туда заглянуть не дурак. Тут дверь открывается, и вот он, голубчик, без ошибки, на лице шрам багровый. — Парень прочертил линию на собственной щеке. — Это я его засек. Не Росс.
— Где он сейчас? — спросил Холмс.
— Мы шли за ним до гостиницы, сэр. Каждому по гинее, если отведем вас туда?
— Только попробуйте не отвести, и вам крышка, — парировал Холмс. — Виггинс, я всегда играю с тобой честно, сам знаешь. Говори, что за гостиница?
— В Бермондси, сэр. Частная гостиница госпожи Олдмор. Росс ждет там. Я оставил его караулить, а сам ноги в руки и к вам. Если этот ваш объект снова выйдет наружу, Росс с него глаз не спустит. Он хоть и новенький, да парень не промах. Пойдете со мной, господин Олмс? Возьмете экипаж? А можно мне с вами?
— Сядешь с кучером. — Холмс повернулся ко мне, и по его сведенным бровям и напряженному выражению лица я сразу понял: вся его энергия сосредоточена на предстоящих действиях. — Нам надо срочно уходить, — сказал он. — По счастливой случайности объект расследования оказался у нас в руках. Нельзя дать ему ускользнуть.
— Я поеду с вами, — вызвался Карстерс.
— Господин Карстерс, это может быть опасно…
— Но ведь я его видел. Это я вам его описал, и именно я могу его опознать и подтвердить, что ваши мальчишки нашли того, кого надо. К тому же у меня есть личное желание довести это дело до конца, господин Холмс. Если это тот человек, за которого я его принимаю, тогда он приехал сюда из-за меня, а значит, я должен видеть, как завершится дело.
— У нас нет времени на дебаты, — сказал Холмс. — Очень хорошо. Едем втроем. Не будем больше тратить времени.
Мы поспешили к выходу — Холмс, Виггинс, Карстерс и я, — а господин Финч, разинув рот, глядел нам вслед. Нам тут же подвернулся четырехколесный экипаж, мы сели внутрь, а Виггинс забрался к кучеру, который смерил его презрительным взглядом, но потом смягчился и даже позволил мальчишке укрыть ноги куском своего одеяла. Щелкнул кнут, и лошади тут же тронулись с места, словно почувствовали, что дело у нас срочное. Уже почти стемнело, и с наступлением тьмы ощущение легкости, которое я испытал, совершенно рассеялось и в городе снова стало холодно и враждебно. Посетители магазинов и уличные артисты разошлись по домам и уступили место всяким сомнительным личностям — потрепанного вида мужчинам и кричаще одетым женщинам; для ведения своего бизнеса им требовалась тень, да и сам этот бизнес, по правде говоря, был теневым. Экипаж провез нас через Блэкфрирский мост в сопровождении жутчайших порывов ледяного ветра, которые впивались в нас, словно ножи. С момента нашего отъезда Холмс не сказал ни слова, видимо, он предчувствовал, что должно произойти. Но он никогда бы в этом не признался, и мой намек на такое предчувствие наверняка вызвал бы его раздражение. Прорицать — это не по его части. Его сильная сторона — интеллект, возведенный в систему здравый смысл. В то же время я чувствовал: им владеет нечто не поддающееся объяснению, может быть, даже что-то сверхъестественное. Хотите — верьте, хотите — нет, но Холмс знал: события предстоящего вечера станут неким рычагом, поворотным пунктом, после которого его жизнь — и моя тоже — изменится самым серьезным образом.
Частная гостиница госпожи Олдмор предлагала постель и гостиную за тридцать шиллингов в неделю и была именно таким заведением, на какое за подобные деньги можно рассчитывать: обшарпанное и полуразрушенное здание, по одну сторону — мусорные баки, по другую — кирпичная печь для обжига. Неподалеку текла река, и в воздухе словно висела сырая сажа. За окнами горели лампы, но окна были так сильно расписаны грязью, что свет внутри только угадывался. Напарник Виггинса Росс ждал нас, поеживаясь от холода, хотя куртка его была основательно уплотнена газетной бумагой. Когда Холмс и Карстерс выбрались из экипажа, Росс сделал шаг назад, и я увидел, что он чем-то сильно напуган. Глаза посылали сигнал тревоги, а лицо в свете уличного фонаря было мертвенно-бледным. Но тут на землю спрыгнул Виггинс, схватил Росса за руку — и чары словно рассеялись.
— Порядок, приятель! — воскликнул Виггинс. — И тебе и мне — по гинее. Господин Холмс обещался.
— Расскажи: пока ты был один, тут что-нибудь случилось? — спросил Холмс. — Человек, которого ты стережешь, из гостиницы не выходил?
— А эти господа кто? — Росс указал сначала на Карстерса, потом на меня. — Сыщики? Фараоны? Что они тут делают?
— Все в порядке, Росс, — сказал я. — Можешь не беспокоиться. Я Джон Ватсон, доктор. Ты меня видел сегодня утром, когда приходил на Бейкер-стрит. А это господин Карстерс, у него галерея на Элбмарл-стрит. Никакой опасности мы не представляем.
— Элбмарл-стрит — это где Мейфейр? — От холода парень стучал зубами. Конечно, лондонских беспризорников зимой не испугаешь, но он простоял на морозе почти два часа.
— Видел что-нибудь? — спросил Холмс.
— Да вот ничего, — ответил Росс. Голос его изменился. Что-то в его облике почти позволяло предположить — ему есть что скрывать. Мне и раньше приходило в голову, что все эти дети, пребывавшие в нежном возрасте, прошли период взросления куда раньше, чем полагалось. — Торчу здесь и жду вас. Он не выходил. Туда никто не заходил. А у меня от холода все косточки вымерзли.
— Вот деньги, что я тебе обещал, и тебе тоже, Виггинс. — Холмс расплатился с мальчишками. — Теперь дуйте домой. Сегодня поработали на славу.
Мальчишки забрали монеты и тут же побежали прочь, хотя Росс напоследок окинул нас взглядом.
— Что ж, — продолжил Холмс, — теперь заходим в гостиницу и прямиком к этому типу в номер. Видит Бог, задерживаться здесь без особой надобности я не намерен. Что скажете про парня, Ватсон? Похоже, он сказал нам не все.
— Вы читаете мои мысли, — вынужден был признать я.