Когда все началось, Дмитрич, носился по Москве, снимая на старенький дедовский фотоаппарат, на котором и название давно стёрлось, так как его навороченный японский просто отказал. В метро спускаться категорически отказывался, все шутил, уйду в леса. Умирал долго и мучительно у меня на руках, избитый и почти ослепший. Как он нашёл меня в этой круговерти, так и останется загадкой, ответ на которую он унёс с собой. Все что осталось от него: старый фотоаппарат, несколько пожелтевших фотографий, проявленные одним кудесником на «Тульской» и страшные истории, рассказанные в бреду.
Не появится «Леший» последним на нашем месте, не закричит своим громким, подстать фамилии голосом: «Что аборигены без меня жрать собрались». Привычные к его шуткам, смеясь, мы посылали его к лешему, и только Светлана Олеговна с двенадцатой квартиры всегда пугалась как маленькая девочка.
Ходили слухи, они тайно встречались, и её испуг был своеобразным ритуалом на громкий крик самца. Светлана Олеговна Макарова была писателем. Её книжек, признаюсь, не читал, да что там говорить, тогда единственной моей книжкой был спортивный календарь. Писательница наша была миниатюрной блондинкой. Губки бантиком, глазки сияют, фигурой словно куколка, такие пишут «женские» романчики про любовь, думалось мне тогда.
Три года назад судьба привела меня в библиотеку, хотя какая к черту судьба, три неадекватных человека с «Чеховской», три бандита правильнее сказать. Буду, жив, книжку напишу, занимательная случилась тогда история, про человеческую глупость, фантастическое везение и девушку с интересным именем Элона. Так вот, на полу увидел раскрытую книгу, на странице где обычно фотография автора, была фотография Светланы Олеговны. Позже, читая, понял наша Светлана, писатель фантаст, талантище скажу я вам. Изумительные миры рождались в её головке. Жаль, дочитать книгу не удалось, не хватало последних страниц, так и не узнаю, чем закончилась история капитана корабля звёздного флота Керегена. Года два назад, попав на "Тульскую", узнал, что умерла она от какой-то неизвестной болезни. Снайпера Свету знали, казалось все от мала до велика, на станции, но вот о том, что она была писателем, не знал никто, вот так меняются люди, писатель превратился в сталкера. Губки бантиком и сотня выходов на поверхность. Когда возвращался, встретил на "Серпуховской", Романа и Игоря с семьдесят седьмой квартиры. К своему стыду признаюсь, их имена узнал уже в процессе разговора. Позже говорили, оба сгинули, в каком-то странном туннеле, а впрочем, точно никто ничего не знал, туннелей много и у каждого своя история, но их больше не встречал. Вот так, живёшь с людьми в одном доме, встречаешь чуть не каждый день, все бегом, бегом, и ничего о них не знаешь, только лица. Сколько таких лиц было перед глазами первое время и ночью, и днём, стоят рядами, руки тянут, впереди родные и близкие, потом знакомые по сборной, за ними просто лица, лица, лица... "Почему ты, почему не мы" спрашивают. Ночью в холодном поту проснёшься, сон как рукой снимет. Днём хуже, может, спасаясь от лиц и стал сталкером.
Хрустнула ветка. Мгновение и ствол автомата направлен в сторону звука.
- Спокойно Лыжник.
- Лунь, ты?
- А ты, что, ещё кого ждёшь?
Лунев Александр Кондратьевич или Лунь, жил в пятьдесят первой квартире, а напротив, в пятьдесят четвертой была моя берлога, полученная от государства, после детдома. Кондратьевич был моим тренером во времена до, позже инструктором по выживанию и друг.
- Что так долго Лунь?
- Не поверишь, гадины какие-то повстречались, не то собаки, не то свиньи, не разобрать, одну уложил, вторая брюхатая была, не смог, убежала, чудны дела твои природа.
- Радиация?
- Наверняка и чую не первая такая "красота" мне встретилась.
Мы будем тут встречаться ещё два года, а потом, Лунь не придёт в назначенное время. Сердце подскажет - остался один.
Взвыв волком, дал понять тварям - иду. Три дня лес был для меня алтарём для мести, три дня человек во мне был зверем. Казалось сама природа была на моей стороне, слыша все что слышал лес, видя все что видели его обитатели, как санитар леса, я крался, выслеживал и убивал, безрассудно, бесцеремонно, безоговорочно убивал, как молния ужасно и внезапно. Мне не надо было ненавидеть "иных", став зверем, я стал их судьбой. Нашёл их всех, и не было страха ни у них, ни у меня. Пули вспарывали тело не понятной породы твари, глаза тухли, а я уже двигался к следующей. И вот мы один на один, гадина породившая "иных" и человек ставший зверем. Тварь была снова на сносях. Припав к земле, она отползала, и отползала, взгляд её глаз останавливался на ноже, что был у меня на поясе. Не получилось красочной битвы, все было просто, как у братьев Стругацких, в рассказе "Жук в муравейнике", помните, "Стояли звери около двери, в них стреляли, они умирали". Потом были слезы, много, очень много и звериный вой. Казалось даже лес притаившись замолчал переживая. Господи так легко в нашем мире стать зверем и так трудно вновь стать человеком.