— Позовите врача!
Виллум вошел сразу же — видимо, ждал за дверью — и принялся осматривать Матта. То и дело он качал головой и цокал языком, как будто был искренне изумлен плохим состоянием мальчика.
— Он страдает от легкого недоедания, — наконец сообщил врач. — Во рту и на теле многочисленные язвы. Плохое состояние кожи, я бы сказал, проистекает от воздействия грязи и от аллергической реакции на куриный помет.
— Куриный помет?!
— Насколько я понимаю, его держали в комнате, полной опилок, чтобы облегчить уборку…
— Ты знал об этом, Виллум, — выкрикнула Роза. — Ты не говорил мне, что так делать нельзя!
— До сегодняшнего дня я ничего об этом не знал, — твердо произнес врач.
— Врешь! Скажи им, Виллум! Ты говорил, что это забавно. Говорил, что звереныш… мальчик — в хорошем состоянии!
— Она страдает навязчивыми идеями, — повернулся врач к Эль Патрону. — Как можно было доверить столь ответственную работу человеку с неустойчивой психикой?!
Издав пронзительный вой, Роза коршуном налетела на врача и ногтями впилась ему в лицо. Он не успел отвести ее рук. Горничная лягалась и визжала. Она оскалилась, как дикий зверь, и Матт с интересом подумал — сумеет ли она вонзить зубы в шею противнику. Всё происходящее — неожиданное появление Селии, грозный старик, яростная схватка между двумя его врагами — казалось ему ненастоящим. Словно он смотрел кино по телевизору…
Но Роза не успела нанести врачу серьезного увечья — двое рослых мужчин, появившихся из-за двери, оттащили ее прочь.
— Виллум! Виллум! — вопила она, но голос ее становился всё тише и тише. Потом Матт услышал, как хлопнула дверь, и в зале вновь воцарилась тишина.
Вдруг он заметил, что Селия обнимает его. Она дрожала всем телом. Врач вытирал лицо носовым платком. Из дюжины царапин сочилась кровь. Только Эль Патрон сохранял спокойствие. Он откинулся на спинку кресла, бледные губы растянулись в довольной улыбке.
— Давненько я так не развлекался, — сказал он.
— Прошу прощения, ми патрон, — пролепетал врач заплетающимся языком. — Для вас это, должно быть, стало ужасным потрясением. Я сейчас же измерю вам кровяное давление.
— Не суетись, — отмахнулся от него Эль Патрон. — Моя жизнь в последнее время стала чересчур спокойной. А это… меня позабавило. — Он перевел взгляд на Матта. — Значит, тебя держали на подстилке, как домашнюю птицу. Ну и как, мальчик, ты научился кудахтать?
Матт улыбнулся. Эль Патрон ему понравился. Неведомо почему, старик показался ему именно таким, каким и должен был быть. Глаза у него были хорошего цвета. Матт не понимал, чем они хороши. Хорошие — и всё. Лицо Эль Патрона было странно знакомым, а кисти рук — худые, перевитые голубоватыми старческими жилками — имели форму… которая тоже понравилась Матту.
— Подойди ко мне, мальчик.
Без малейшего колебания Матт приблизился к креслу и позволил старику погладить себя по щеке сухой, как пергамент, ладонью.
— Такой молодой… — пробормотал Эль Патрон.
— Теперь можешь говорить, ми вида, — подбодрила его Селия, но Матт еще не был готов к таким вольностям.
— Ми вида. Моя жизнь… Мне нравится твое прозвище, — хмыкнул старик. — Пожалуй, я тоже буду так называть его. Он умеет говорить?
— Мне кажется, он в шоке. У меня в доме он щебетал, как певчая птичка на дереве. И еще он умеет читать по-английски и немножко по-испански. Он очень умен, ми патрон.
— Еще бы! Он же мой клон. Скажи, Ми Вида, ты любишь печенье?
Матт кивнул.
— Тогда можешь взять. Селия, надень ему рубашку и принеси кресло. Нам надо о многом поговорить.
Следующий час прошел как во сне. И врача, и Селию отослали прочь. Старик с мальчиком сидели друг напротив друга и подкреплялись не только печеньем, но и курятиной в сметане, картофельным пюре и яблочным вареньем. Еду им приносила служанка. Эль Патрон сказал, что это его любимые блюда, и Матт решил, что ему они тоже нравятся.
Эль Патрон сказал, что им о многом надо поговорить, но, в сущности, говорил он один. Старик вспоминал свою юность в Ацтлане. В те времена эта страна называлась Мексикой. Он был родом из местечка под названием Дуранго.[8]
— Уроженцев Дуранго называют алакранес — скорпионами, потому что они повсюду кишмя кишат. Когда я заработал свой первый миллион, то взял себе новое имя — Маттео Алакран. Теперь это и твое имя тоже.
Матт улыбнулся, радуясь, что у него с Эль Патроном есть что-то общее.
Старик всё говорил, а Матт рисовал в воображении пыльные поля и лиловые горы Дуранго. Он видел ручей, в котором два месяца в году бурлила вода, а в остальное время русло было сухим как порох. Эль Патрон купался в нём со своими братьями, которые, увы, умерли от разных причин, так и не успев повзрослеть. Сестер Эль Патрона унес тиф, когда они были еще совсем маленькими и не могли дотянуться до подоконника, даже если вставали на цыпочки. Матт подумал о Марии и загрустил. Эти девочки были даже меньше ее, когда их унес тиф. Кто такой этот тиф? Может, это чудовище похоже на чупакабру? Из всех детей выжил только один — Маттео Алакран. Он был худой, как койот, без гроша в кармане, но его переполняло неукротимое желание жить.
Неожиданно старческий голос стих. Матт поднял глаза и увидел, что Эль Патрон уснул прямо в кресле. Впрочем, он и сам клевал носом — наелся так, что едва не задремал посреди рассказа. Вошли те же люди, что увели Розу, осторожно пересадили Эль Патрона в кресло на колесиках и куда-то увезли.
Матт заволновался. Что будет дальше? Неужели придет Роза и опять бросит его на опилки? Вдруг она исполнит свою угрозу и похоронит его косточки под полом?
Но нет, его с победоносным видом забрала Селия! Она отвела его в свою новую квартиру в Большом Доме. Все его вещи были перевезены из старого домика, так что перемена жилья не особенно разочаровала Матта. Святая Дева, как всегда, стояла на столике возле кровати. Ее платье окаймляла новая гирлянда искусственных розочек, а столик был застелен новой кружевной скатертью — дар Селии в благодарность за счастливое спасение Матта.
В целом перемены показались ему приятными, хотя в новом жилище немного не хватало голубей, воркующих на крыше, и ветра над маковыми полями.
— Слушай, идиойд, — сказала Мария. — Мне велено сделать так, чтобы ты снова заговорил. — Матт пожал плечами. Говорить ему не особо хотелось, да, кроме того, Мария с успехом болтала за двоих. — Я же знаю, ты умеешь. Селия говорит, ты в шоке, но, по-моему, ты просто ленишься.
Матт зевнул и почесал под мышкой.
— Эль Патрон сегодня уезжает.
Матт посмотрел на Марию с интересом. Он был огорчен отъездом старика. Он не виделся с ним со дня своего спасения. Селия сказала, что такие волнения вредны 140-летнему человеку: Эль Патрону пришлось лежать в постели, пока он не набрался сил для переезда в другой свой дом в горах Чирикауа.[9]
— Тебе надо с ним попрощаться. Придут все, и если ты с ним не поговоришь, он обидится. — Мария пальчиками стиснула Матту рот, будто хотела силой выдавить из него слова. Матт клацнул зубами. Малышка отскочила. — А говорил, что не кусаешься! — завизжала она, хватая подушку. — Гадкий клон!
Некоторое время Матт обдумывал ее слова. Что бы он ни делал, быть клоном всё равно плохо, так для чего же стараться вести себя хорошо? Он погладил ее по руке.
— Ну почему ты не говоришь? — бушевала Мария. — Уже больше недели прошло! Когда Моховичка поймали собаколовы, он меня простил всего за один день.
Матту совсем не хотелось огорчать Марию. Он просто боялся заговорить. Когда он пытался подобрать нужные слова, его охватывал ужас. Заговорить — означало открыть двери в тщательно возведенную крепость, и тогда внутрь может ринуться всё что угодно.
— Матт просидел взаперти гораздо дольше, чем твой песик, — сказала Селия, входя в комнату. Она опустилась на колени и погладила Матта по щеке. — Моховичка не было дома всего два дня. А Матта держали под замком целых шесть месяцев. Ему нужно время, чтобы прийти в себя.