Больше руки не поднимались. Хранитель обернулся к Матту.
— Теперь наш новый брат понял, что такое самокритика. Может быть, он расскажет нам о своих недостатках? — Он ждал. Тон-Тон и остальные ребята подались вперед. — Ну? — нетерпеливо подбодрил его Хорхе.
— Я не сделал ничего плохого, — сказал Матт. По комнате прокатился вздох ужаса.
— Ничего плохого? — Хранитель повысил голос. — Ничего плохого?! А что ты скажешь о предложении вживить компьютерные чипы в головы ни в чём не повинным лошадям? А кто испортил мешок пластиковых полосок, предназначенных для плетения сандалий? А кто подбивал своих братьев отлынивать от работы, когда вам было поручено чистить креветочные чаны?
— Пластиковые полоски испортил я, — пискнул Фиделито.
Он был напуган до смерти, и Матт поспешно вставил:
— Он не виноват. Это я дал ему мешок.
— Вот теперь ты на правильном пути, — похвалил Хорхе.
— Но вырвало-то меня! — упрямился малыш.
— Ты не виноват, брат, — сказал Хранитель. — Тебя сбил с правильного пути этот гнилой аристократишка. Сиди тихо! — гаркнул он, видя, что Фиделито намеревается и дальше брать вину на себя. — Остальные должны помочь этому аристократу увидеть всю глубину его заблуждений. Мы сделаем это потому, что любим его и готовы с радостью принять его в свой улей.
И тогда они накинулись на него. Все до единого — кроме Чачо и Фиделито — бросали в лицо Матту страшные обвинения. Он говорит как аристократ. И одеяло сворачивает по-чванному. И чистит ногти. И употребляет слова, которых нормальные люди не понимают. Всё, о чём говорил Чачо — и намного больше, — летело в Матта, словно комья грязи. Его ранила не столько несправедливость обвинений, сколько злоба, которая за ними стояла. До этого Матту казалось, будто мальчишки относятся к нему неплохо. Он считал, что наконец-то попал в оазис — пусть суровый и малопривлекательный, но всё-таки оазис, — где его приняли как равного.
И вот эти мечты лопнули, как мыльный пузырь. Они знали, кто он такой! Может, и не понимали, насколько сильно он от них отличается, но всё же чувствовали, что он не из их среды. Его будут забрасывать грязью, пока он не задохнется под ее тяжестью.
Он слышал, как мальчишки расходятся по своим местам. Слышал, как Чачо, выругавшись вполголоса, полез на верхнюю койку. Матт остался один. Он лежал скорчившись на полу посреди комнаты, будто разбитая кукла, какой он, в сущности, и являлся. И всё-таки…
И всё-таки изнутри, из таких глубин, о существовании которых Матт и не догадывался, послышались голоса.
«Тут есть один маленький секрет, — шептал ему на ухо Тэм Лин. — Никто не может отличить человека от клона. А всё потому, что между ними нет никакой разницы. Разговоры о том, что клоны — низшие существа, не более чем гнусная ложь».
Потом его обняли руки Селии, и Матт вдохнул аромат листьев кориандра, которые она резала к обеду. «Я люблю тебя, ми ихо, — говорила Селия. — Никогда этого не забывай».
Потом Эль Патрон коснулся головы Матта корявыми старческими пальцами и сказал: «Мэр нашей деревни стал кидать в толпу монетки. Мы как шальные бросались на них, катались в грязи, будто свиньи! Так нам нужны были деньги! Мы были бедны как церковные крысы, без гроша в кармане. Ты точь-в-точь такой, каким был я в твои годы».
Матт вздрогнул. Пусть Эль Патрон и не любил его, но Матт восхищался его лучшими качествами: волей к жизни, стремлением раскидывать ветви, пока не скроешь в своей тени целый лес. Матт отвернулся от Эль Патрона и увидел Марию.
— Боже мой, как я по тебе соскучилась! — воскликнула Мария и поцеловала его.
— Я тебя люблю, — произнес Матт.
— Я тоже тебя люблю, — ответила Мария. — Хотя знаю, что это грех и что я, наверное, попаду за это в ад.
— Если у меня есть душа, я пойду за тобой, — пообещал Матт.
Он поднялся с пола и увидел, что в комнате уже стемнело. Чачо и Фиделито смотрели на него со своих коек под потолком. Кто-то очень пожалеет, что положил Фиделито на верхнюю койку. Чачо выпростал из-под одеяла руку и сделал очень неприличный жест в сторону закрытой двери. Фиделито задрал ночную рубашку и показал ушедшему Хорхе голую задницу.
Матт сглотнул, пытаясь сдержать готовые хлынуть из глаз слезы. Значит, он всё-таки не одинок! С такими друзьями он свернет горы и выйдет победителем — точно так же, как Эль Патрон давным-давно одержал победу над бедностью и смертью.
30
Когда киты лишаются ног
Несомненно было одно: здешняя вонь и в самом деле парализовывала обоняние. Матт уже не замечал мерзкого зловония. Еда тоже казалась получше. Вкусной она, конечно же, не стала, но и прежнего отвращения не вызывала. День за днем он с Чачо и Фиделито ходил вдоль длинной вереницы креветочных чанов и вылавливал насекомых. Каждый вечер они тащились обратно, чтобы получить на ужин планктонные гамбургеры, планктонные макароны или планктонные бурритос. Идеи Карлоса о кулинарных достоинствах планктона казались неиссякаемыми.
Когда рост креветок заканчивался, Тон-Тон выводил из ангара огромный, медлительный креветочный комбайн. Ковыляя, как подагрический динозавр, агрегат выливал содержимое чанов в свое бездонное брюхо. Затем Матт снова наполнял чаны свежей водой из трубы, тянущейся от Калифорнийского залива.
Дойдя до западной оконечности креветочной фермы, ребята могли заглянуть через забор и посмотреть на небольшой водоем, который когда-то был бескрайним заливом. Вода в нём была темно-синяя, над ней тучами кружили чайки. Чачо взобрался на край чана, чтобы рассмотреть получше.
До нижней части забора можно было дотронуться, но верхняя проволока гудела от электричества. Фиделито просунул руки сквозь проволочную решетку, словно хотел прикоснуться к манящей синеве. Матт искал в ограде слабые места. Его ни на минуту не оставляли мысли о побеге.
— Что это? — спросил Чачо и показал на север.
Матт заслонил глаза от солнца. Там, среди неровностей почвы, отчетливо виднелось что-то белое.
— На деревья, вроде, непохоже, — сказал Чачо. — Сгоняем посмотреть? — Солнце уже клонилось к западу, но соблазн увидеть что-то новое был слишком велик.
— Далековато… Подожди нас здесь, — велел Матт Фиделито. Он понимал, что у малыша не хватит сил на долгую прогулку.
— Вы не можете меня бросить. Мы же компадрес! — запротестовал Фиделито.
— Ты будешь охранять наши вещи, — сказал Чачо. — Если кто-нибудь захочет их стянуть, пинай его, куда я тебе показывал.
Фиделито ухмыльнулся и отдал салют, как маленький коммандос.
Матт и Чачо отправились в путь. Расстилающаяся кругом местность была еще более унылая, чем пустыня вокруг соляных разработок. Там после дождей из земли кое-где пробивались полузадушенные сорняки — здесь же не было ничего, кроме белесых солончаков. Земля была усеяна раковинами — напоминаниями о тех давно минувших днях, когда здесь от горизонта до горизонта плескалось полное жизни море.
— Может, это всего лишь большой солончак, — предположил Чачо.
Подойдя ближе, Матт увидел над землей странные силуэты. Одни из них походили на лопасти весел, другие были тонкими и прихотливо изогнутыми. Он никогда не видел ничего подобного. Ребята поднялись на небольшой холм и остановились как вкопанные. Перед ними раскинулась глубокая впадина. От края до края она была полна костей.
Несколько минут Чачо и Матт стояли молча. Потом Чачо пробормотал:
— Сколько же коров тут положили!
— Это не коровы, — сказал Матт. Черепа были громадные, челюсти вытянуты, как чудовищные птичьи клювы. Каждое ребро было длиннее целой коровы. Вперемешку с ними лежали кости, широкие как лопаты и такие огромные, что из них можно было сделать стол или даже кровать. Здесь перемешалось столько скелетов, что Матт даже не стал их считать. Сотни, наверное. Тысячи…
— Это что, человеческий череп? — спросил Чачо.
Матт вгляделся в переплетение теней на полпути вниз и понял, на что показывает Чачо.