— Подумать только, — сказал Чачо. — Если туда упадешь, никогда больше не выберешься.
Матт вздрогнул. Он уже собрался было обследовать яму, перелезая с кости на кость, будто по ветвям большого дерева, но теперь понял, что вся конструкция находится в хрупком равновесии. Наступи он на неверное место, и груда костей обрушится, как карточный домик. Он стиснул зубы, осознав, что чудом избежал смерти.
— Пошли обратно, — предложил Чачо. — Не хватало еще, чтобы Фиделито тут шастал.
В ожидании друзей Фиделито развлекался тем, что, сидя на краю креветочного чана, болтал босыми ногами. Сачок он нацепил на голову, чтобы укрыться от солнца.
— Что там такое? — спросил он.
Матт подробно описал кости, и, к его удивлению, малыш сразу же сообразил, кому они принадлежат.
— Это киты, — заявил Фиделито. — Я видел целую кучу китов, когда жил на Юкатане. Иногда они выплывают на берег и не могут вернуться обратно. Ми абуэлита говорила, это потому, что раньше они ходили по земле, а потом забыли, что у них больше нет ног. Фучи! Тьфу! От них воняло, как от ботинок Хорхе! Жителям деревни пришлось похоронить их в песке.
Всю обратную дорогу к фабрике Фиделито весело щебетал о гниющих китах. Любые воспоминания о бабушке придавали ему бодрости.
«Какая сила заманила этих китов навстречу смерти?» — размышлял Матт, с трудом волоча ноги мимо вереницы креветочных чанов. Может быть, когда пересох Калифорнийский залив, эта впадина была еще полна воды. Может быть, киты решили переждать здесь, пока придут дожди и залив наполнится снова. Но только он не наполнился, а киты уже давно лишились ног и не смогли уйти домой.
Каждый вечер Хорхе проводил воспитательную беседу на ночь, а потом ребята признавались в своих грехах. И каждый вечер все мальчишки, возглавляемые Тон-Тоном, бросали в лицо Матту обвинения одно страшнее другого. Это должно было унизить его, но, как ни странно, чем дольше тянулась экзекуция, тем меньше боли она причиняла. Матту казалось, что он забрел на скотный двор, полный индюков. Иногда, перед зваными праздниками, Эль Патрон заказывал по нескольку дюжин этих забавных птиц, и Матт любил, облокотившись на изгородь, наблюдать за ними. Тэм Лин говорил, что индюки — самые глупые птицы на свете. Если они в дождь поднимут голову, то могут захлебнуться.
Едва в небе показывался полосатый ястреб, индюки принимались как угорелые носиться по двору, в панике сталкиваясь лбами. «Кулды-кулды-кулды», — верещали они, хоть весили впятеро больше ястреба и могли с легкостью растоптать его. Вот и теперь, когда мальчишки начинали с азартом перечислять его преступления, Матт слышал то же самое «Кулды-кулды-кулды».
Когда Матт отказывался покаяться — а такое случалось довольно часто, — глаза Хорхе прищуривались, а губы сжимались в тонкую ниточку. Чачо и Фиделито быстро усвоили, что самый легкий способ избежать больших бед — это сделать то, чего хочет Хранитель. Они признавались в самых невероятных прегрешениях, и Хорхе так радовался, что почти никогда не наказывал их.
Вечером после прогулки к китовой яме Матт очень устал. Он вяло пробормотал Пять Правил Добропорядочного Гражданина и Четыре Принципа Правильного Мышления. Вполуха прослушал беседу Хранителя. Речь шла о том, что для игры на пианино нужны все десять пальцев. Пальцы должны поддерживать друг друга и не проявлять индивидуализма.
Фиделито признался, что подавился планктонным молочным коктейлем, а Чачо сказал, что ругался плохими словами, когда зазвенел будильник. Хранитель улыбнулся и повернулся к Матту. Но Матт упрямо молчал. Он понимал, что ведет себя глупо — признался бы в какой-нибудь ерунде, и дело с концом, — но не мог заставить себя пресмыкаться перед Хорхе.
— Я вижу, наш аристократишка нуждается в дальнейшем образовании, — сказал Хранитель и обвел глазами сгрудившихся вокруг мальчишек. Атмосфера в комнате мгновенно переменилась. Все уставились в пол, никто больше не поднимал руки. Матт, всё еще пребывающий в сонном оцепенении, ничего не заметил.
— Ты! — неожиданно рявкнул Хорхе так, что ребята съежились, и указал на Тон-Тона.
— Э… я? — пискнул Тон-Тон, как будто не поверил своим ушам.
— Ты стащил из комнаты Хранителей голографическую игру! Мы нашли ее под кучей тряпья на кухне.
— Я, гм, я, гм…
— Убираться в комнатах Хранителей — почетная обязанность! — гремел Хорхе. — Ее можно заработать покорностью и хорошим поведением, но ты не оправдал доверия. Что надо сделать с мальчиком, который шарит по комнатам и берет вещи, которых нет у других?
«У Хранителей есть вещи, которых нет у других», — пришел к выводу Матт, но вслух этого, естественно, не сказал.
— Он должен выполнять самую тяжелую работу, — попробовал угадать один из мальчишек.
— Нет! — заорал Хорхе.
— Может быть, он должен… должен извиниться? — дрожащим голосом предположил кто-то другой.
— Разве ты еще ничего не понял?! — взревел Хранитель. — Рабочие пчелы должны думать обо всём улье. Если они собирают нектар для себя и ничего не приносят домой, то, когда наступят холода, улей погибнет от голода. Так рабочие пчелы не делают. Так поступают только трутни. Они крадут у других. Но когда приходит зима, что случается с трутнями?
— Хорошие пчелы убивают их, — подсказал мальчик, на вид не старше Фиделито.
«Это еще что такое?!» — удивился Матт.
— Правильно! Хорошие пчелы жалят плохих трутней до смерти. Но мы не станем заходить так далеко, — сказал Хорхе.
Матт, затаивший дыхание, с облегчением вздохнул. В Опиуме убийства были делом обычным. Кто знает, какие порядки царят здесь…
Но Тон-Тон был совершенно сломлен ужасом. По его непривлекательному лицу текли слезы. Матт почувствовал, что жалеет мальчишку, и сам себе удивился. Тон-Тон был гнусным подхалимом и заслуживал любого наказания.
— Встань в позу, — велел Хорхе.
Тон-Тон вытянул руки и, широко расставив ноги, оперся о стену ладонями.
— Не забывай, если шевельнешься, будет только хуже.
Тон-Тон кивнул.
Хранитель отпер стенной шкаф и принялся выбирать трость. Матт увидел, что внутри хранятся трости самых разных размеров. Хорхе не сразу выбрал подходящую. Тон-Тон тихонько подвывал.
Наконец Хранитель остановился на палке толщиной с большой палец. Хлестнул ею по кровати, проверяя на прочность. В комнате воцарилась мертвая тишина, ее нарушали только всхлипы Тон-Тона.
Хорхе, похлопывая себя тростью по ладони, медленно расхаживал взад-вперед. Казалось, он решает, с какой части тела Тон-Тона лучше начать. У мальчишки тряслись руки и ноги; казалось, он вот-вот рухнет на пол. Матту с трудом верилось в происходящее. Это было так жестоко, так бессмысленно! Тон-Тон уже показал, что готов повиноваться. Он унижался перед Хранителями по первому их требованию. Но может быть, в этом-то и дело. Эль Патрон не раз говорил: если не можешь добраться до своего заклятого врага — для острастки накажи у него на глазах первого, кто попадется под руку.
«Это я, — подумал Матт. — Я — тот самый враг, которого Хорхе хочет запугать!»
Внезапно Хранитель перестал расхаживать и молнией метнулся вперед. Тон-Тон, вконец обезумевший от ужаса, бросился бежать. Хорхе в два прыжка догнал его, повалил на пол и принялся лупить куда попало. Он хлестал и хлестал, пока трость не окрасилась кровью. Фиделито спрятал лицо на груди у Матта.
Наконец Хорхе отступил, тяжело дыша.
— Отнесите его в лазарет, — велел он мальчишкам, жмущимся у двери. Те покорно подхватили Тон-Тона, обмякшего, как тряпичная кукла, и унесли.
Хорхе прислонил трость к кровати и вытер лицо полотенцем. Никто не шелохнулся. Мальчишки затаили дыхание. Через мгновение Хорхе поднял глаза, и на лице его снова появилось всегдашнее выражение доброго учителя. Ярость схлынула с него, как мгновенно исчезала когда-то с лица Тома, и эта перемена была даже страшнее, чем сам гнев.