— Так-то лучше, — говорит Клара, а потом поворачивается ко мне лицом. — Ведь лучше?
— Ага, — отзываюсь я и громко сглатываю.
Я еще никогда не лежал в постели с девушкой. По жилам вихрем гуляет смесь беспокойства и волнения, с которыми я никак не могу справиться. Как можно тише делаю глубокий вдох. Так реагировать — это же идиотизм. Мой правый бок прижат к левому боку Клары. Щиколоткой я чувствую пальцы ее ноги. Даже сквозь пижаму ее кожа кажется невероятно теплой. И тут до меня доходит, что уже несколько недель я вообще ни к кому так близко не подходил. Я чувствую едва уловимые движения, когда Клара делает вдох или выдох. Дышит она медленно и спокойно, а я с трудом выдавливаю из легких воздух.
— Когда я была маленькой, — говорит она все так же шепотом, поворачивается ко мне, и наши головы соприкасаются, — лет приблизительно до десяти или одиннадцати, мне хотелось учиться в каком-нибудь интернате. Ну, знаешь, которые только для девочек. Я запоем читала дурацкие детские книжки про такие школы. Там у героев вечно были ночные игрища, они нарушали правила, заводили друзей и подруг на всю жизнь. И вот я здесь. Не совсем то, на что я надеялась, но все-таки. Забавно, да?
Она снова смотрит в потолок, и моя неуверенность в себе слегка ослабевает.
— Ну, — начинаю я, — таких друзей, как здесь, ты вряд ли смогла бы завести где-нибудь в другом месте. Эти точно будут на всю жизнь. Гарантирую.
Голос у меня самый беззаботный на свете, и Клара тихонько хихикает. На несколько секунд я словно становлюсь старым Тоби — главным шутником в классе. Хотя юмора чернее не придумаешь.
— Наверное, ты прав, — соглашается Клара. — Хотя думать об этом жутковато.
Я намеренно меняю тему:
— Знаешь, я удивлен, что ты не училась в каком-то шикарном интернате. Слышал, твой отец чиновник.
— Ну что ты! Моя школа была очень даже шикарной. — Она играет с локоном. Вытягивает его вверх. Волосы такие длинные, что бледная рука полностью выпрямляется. — Одна из лучших, само собой. Но я там не жила. Нельзя контролировать того, кого нет рядом, а я должна была быть идеальной дочерью. Если бы родители позволили мне там остаться, у меня было бы слишком много времени, чтобы быть самой собой. — Клара улыбается. — Но теперь-то они, наверное, места себе не находят. Я у черта на куличках, да еще и дефективная. Бедный папа! Видел бы ты его лицо, когда за мной приехали. Но оно того стоило. Почти. Мне кажется, он уже тогда думал, как бы все это сохранить в тайне. Скорее всего он всем сказал, что я погибла в какой-нибудь ужасной катастрофе. А потом и сам в это поверил.
Мы оба молчим. Я ведь успел навыдумать, что у нее была сказочная жизнь.
— Похоже, он у тебя тот еще козлина, — говорю я наконец.
— Он политик, а они все такие, разве нет? — Клара вздыхает. — Но раньше, когда мне было лет пять, он был замечательным папой. И мама была замечательной. Просто они слишком многого для меня хотели.
Я смотрю на нее, и на пару секунд ее задумчивое лицо становится серьезным, но складка между бровей быстро исчезает, и Клара вдруг спрашивает:
— А ты в какую школу ходил?
— В самую обыкновенную. — В мыслях призраками встают Джонси, Билли и Джули Маккендрик. — Нормальная была школа. Скучная.
Не хочу об этом думать. Не хочу вспоминать, как долгими жаркими днями гонял в футбол или просто слонялся по улице. Сейчас вокруг — холодная ночь. И пусть рядом лежит Клара, а у меня в животе творится черт знает что и я ничего не могу с этим поделать, я бы все отдал, только бы вернуться в прежнюю жизнь. Если бы я мог вернуться домой целым и невредимым и снова стать здоровым, то оставил бы всех умирать и ушел, ни разу не оглянувшись. А через несколько дней забыл бы даже имена.
«Говорят, кровь прямо из глаз брызжет».
«Здесь какая-то ошибка».
Нам все еще слышно, как гудит двигатель и как по гравию ходят чьи-то ноги.
— Наверное, грузовик сюда переправили на лодке, как и нас. Была бы дорога, мы бы ехали по ней. Луис считает, что мы на острове. Наверное, он прав.
— Надо как-нибудь ночью хорошенько все осмотреть. Перелезть через стену.
Моя очередь вертеть головой.
— Ага, конечно.
— Я серьезно. — Клара смотрит на меня сияющими глазами. — Что тут такого? Никто ведь не узнает.
— Ты уже забыла, как Джейк рассказывал про двух мальчишек, которые пытались сбежать?
— Не забыла, но ведь мы и не собираемся убегать. Немножко погуляем и вернемся. И никто нас не поймает.
Наши лица так близко, что мы почти касаемся носами. В животе опять что-то переворачивается и падает ниже. Я в курсе, что сейчас происходит у меня в штанах, и усилием воли пытаюсь это прекратить. Клара — обычная девочка. И близко не такая классная, как Джули Маккендрик. Два часа назад она мне даже не нравилась. Я и сейчас не уверен, что в этом смысле хоть что-то изменилось. Она как существо со дна неподвижного океана. Ходит в воде и поднимает ил, из-за которого ничего не видно. Жизнь в доме была четкой и ясной, пока она не приехала. А теперь все меняется.
— Надо пойти завтра же ночью. — Клара смотрит в потолок, как будто пытается принять решение. — Все равно более подходящего времени не будет. Надо жить сегодняшним днем и все такое.
— Ты точно спятила, — ворчу я.
Какое-то время мы лежим молча. Наверное, мы оба задремали, потому что, когда я открываю глаза, грузовика уже нет, а по небу разлился сероватый свет. В доме тихо. Будить Клару не хочется, поэтому осторожно выбираюсь из постели, но в последний момент поворачиваюсь и поправляю на Кларе одеяло, чтобы не замерзла. Она сонно улыбается с закрытыми глазами, утыкается носом поглубже в подушку и вдруг тихо бормочет:
— Я же говорила.
— Что говорила? — шепчу я.
— Вместе веселее.
Я ухожу и возвращаюсь в свою спальню. Если медсестры с Хозяйкой до сих пор не спят, то ничем себя не выдают. В коридорах пусто, запертый от всего мира дом снова безмятежно спит. Снимаю носки и залезаю под одеяло. Постель холодная и кажется какой-то незнакомой. Я снова и снова думаю, что Клара действительно спятила. Лезть через стену — чистое безумие. Но сердце бьется, как сумасшедшее, и уснуть не получается.
По ночам Клара не спала с самого приезда, но сегодня за завтраком у меня впервые такое ощущение, будто у нас один секрет на двоих. Я уже совсем не злюсь на нее за то, что она крадет нечто исключительно мое. Пока обитатели спален занимают места в столовой, мы с ней даже не переглядываемся. Зато у буфета с едой Клара и Том обмениваются шутками и смеются. Он возвращается за стол слегка покрасневший и весьма довольный собой. Черт знает почему, но от этого и я чувствую себя довольным.
— Кто хочет молока? — спрашивает Том.
— Если сам не хочешь, зачем тогда взял? — интересуется в ответ Луис.
— Он окучивает Клару, — хихикает Уилл.
— Ничего подобного, — огрызается Том. — Просто передумал.
— Ага, как же.
Лицо Тома покрывается красными пятнами. Вид такой, словно у него поднялась температура. К разговору я даже не прислушиваюсь. Уилл уже озвучил все, что я и сам думаю.
— Народ, посмотрите на Джо, — говорит Луис, кивая в сторону стола седьмой спальни.
Я поднимаю голову, Том оборачивается. Трое сидят на одном конце стола, Джо — на другом, в полном одиночестве. Троица спокойно болтает, словно он пустое место. Посередине сидит Джейк. Слева от него — Дэниел, который так и светится от того, что внезапно сблизился с лидером. Справа — чернокожий пацан Элби, который большую часть свободного времени играет джаз на саксофоне в музыкальной комнате. Если каким-то чудом медсестры до сих пор не заметили, что Джо болен, то теперь это очевидно для всех.
Он сидит, ссутулившись, и вяло засовывает ложкой в рот хлопья из тарелки. С каждым глотком вздрагивает, как от боли. Нос забит, и приходится дышать через рот. Перед нами словно повторяется история с Эллори, вот только никто даже не пытается прикрыть Джо.