— Пошел отсюда на хрен, недомерок.
Уходя, Тоби изо всех сил старался идти спокойно, но ноги бешено тряслись. Когда он проходил мимо Джули, она подмигнула ему с улыбкой, и ноги почему-то затряслись еще сильнее.
Глава 13
Открутив шарик от прута в изголовье кровати, я осторожно достаю смятый сверток из туалетной бумаги и добавляю к своей коллекции сегодняшнюю таблетку. Поначалу каждая пилюля становилась маленькой победой, но теперь их очень много, и я не перестаю думать, что мое время на исходе. Кто из нас станет следующим? Снова сворачиваю мятую бумагу и заталкиваю обратно в прутик. Нужно обдумать вещи поважнее неизбежной смерти, которая, если быть до конца честным, даже в самые жуткие минуты все равно остается далекой абстракцией. Каждый из нас, как и Генри, снова и снова переживает момент под названием «Здесь какая-то ошибка». Я не исключение. По крайней мере до тех пор, пока не загремлю в лазарет. Или пока не ощущаю странную боль, которая заставляет задуматься, нормально это или настала моя очередь. Тогда я мчусь в ванную, сажусь в воду и с бешено колотящимся сердцем по несколько раз провожу уже привычные проверки. Но большую часть времени пугающая пустота все-таки кажется чем-то таким, что происходит с другими и никогда не произойдет ни со мной, ни с Кларой. Никогда. Нам с ней здесь не место. Мы обязательно убежим.
Я нахожу ее в комнате отдыха. Никому из нас сегодня не хочется есть. Мы стоим на коленях на старом диване и смотрим в окно на бесконечный дождь. Без Джорджи дом кажется больше. Птенец стал частью нашей жизни, а теперь его нет. От переживаний у Клары напряженное лицо. Непривычно видеть ее такой.
— Если хотите, можете с Элеонорой в столовке сидеть за нашим столом. Это Уилл предложил. По-моему, хорошая идея.
Голос у меня воодушевленный, потому что и настроение вроде неплохое. Видимо, мой черед побыть беззаботным. К тому же Уилл прав. Что толку трусить и притворяться, будто ничего не изменилось? К чему тратить время на взаимный игнор только из-за того, что могут подумать другие?
Клара прикусывает губу.
— А как же Джейк?
— Он уже в бешенстве. Ну, взбесится еще сильнее. И что с того? — улыбаюсь я. — Да и какая нам разница, что он там подумает? Он же тебе не отец. Это наша с тобой жизнь. Неужели мы обязаны быть несчастными, только чтобы сделать счастливым его?
— Может быть, я во всем виновата. Ввела его в заблуждение.
— С чего ты взяла? — Кто-то будто прокрутил во мне острый нож. — Ты же с ним не целовалась?
Сам знаю, это глупо, но до сих пор иногда вспоминаю то свидание в комнате отдыха.
— Нет, конечно. Но я знала, что нравлюсь ему. Может быть, я дала ему повод.
— Ни в чем ты не виновата. А он переживет.
Молча я загадываю желание, чтобы приехал еще один фургон с кучей симпатичных девушек. Если у Джейка будет выбор, ему будет легче. Да и Тому тоже.
— Странно, что люди о нас знают, правда? — тихо говорит Клара. — Как думаешь, теперь между нами все изменится?
В жилах стынет кровь.
— С чего вдруг? Тем более никто не знает и половины того, что происходит на самом деле. Ну знает народ о Джорджи. Знает, что мы друг другу нравимся. Но вот об этом не знает вообще никто. — Я осматриваюсь во мраке, в котором мы с Кларой изо всех сил стараемся жить.
— Но ты ведь можешь измениться. Начнешь вести себя иначе на глазах у других людей. Тебе будет стыдно или еще что. Знаю я, как поступают мальчики.
Так вот что ее беспокоит! Неужели она всерьез переживает из-за моего поведения? Вконец обалдев, я смотрю на Клару, пока она не поворачивается ко мне. По плечам струятся и вьются волосы, точь-в-точь как у русалки.
— Я люблю тебя, Клара. — Слова вырываются прямо из самой души. От них воздух будто звенит, и в этом звоне растворяются последние пылинки призрака Джули Маккендрик. Да и не была она никогда настоящей. Так, пустая ребяческая фантазия. — Я никогда и никого так не любил. Не мог. Не умел. До сих пор. И плевать, что уготовило нам будущее.
— Ты серьезно? — наконец еле слышно шепчет Клара.
Я киваю. Серьезнее некуда. Хотя все равно чуть-чуть чувствую себя кретином, потому что сказал такое вслух.
Несколько секунд спустя Клара улыбается и бросается мне на шею.
— Что ж, тогда все в порядке. С этим Джейку точно не тягаться.
Клара не говорит, что в женской ванной наверху Джейк написал фломастером на зеркале «ШЛЮХА». Зато Элеонора рассказывает об этом Уиллу и Луису, а те, ясное дело, мне. Целый час они оттирали зеркало, чтобы не увидели медсестры. Прошло три дня с тех пор, как Джейк узнал обо мне и Кларе, и на первый взгляд кажется, что ему на это глубоко наплевать. Он по-прежнему с важным видом расхаживает по коридорам, смеется и шутит со своими соседями по спальне, а в столовой даже не косится на наш стол и вообще никак нас не замечает. Но он злится, и от этой злости воздух в доме трещит, как от тока. А все потому, что Джейк чувствует себя идиотом. Мы все это знаем. Чувствовать себя идиотом для таких, как Джейк, — дело опасное. Интересно, сколько он наврал Дэниелу и Элби о том, что было у него с Кларой? Зуб даю, Джейк нагородил дерьма выше крыше, расписал в подробностях, что якобы делал с Кларой, а теперь все в курсе, что это вранье. Само собой, никто вслух ничего не говорит, но всем и так все ясно.
Для нас с Кларой все не так страшно, потому что мы есть друг у друга. Большую часть времени днем мы мечтаем о будущем или планируем, как проведем ночи. А вот для остальных атмосфера в доме стала невыносимой. Словно кто-то провел невидимую линию, и если ты оказался не на стороне Джейка, дела плохи. Седьмая спальня больше не пускает Тома в музыкальную комнату, хотя до сих пор он торчал там с ними каждый вечер. Младшие дети почти не заходят в комнату отдыха, потому что боятся при Джейке сказать или сделать что-нибудь не то. А ведь война между двумя нашими спальнями их вообще не касается. Луис с Уиллом сделали себе логово в одной из пустых спален, но, стоит им оттуда уйти, кто-то устраивает там погром. Перемены не коснулись только Божественного Отряда, но на него уже перестали обращать внимание. Даже когда Эшли возвращается в спальню на ночь, мы разговариваем так, словно его нет. В конце концов он бросил попытки вписаться в нашу компанию.
После обеда Клара предлагает сыграть в карты, и я ухожу на поиски колоды. Из музыкальной комнаты доносятся звуки, громкие и слегка невпопад. Значит, можно спокойно зайти в комнату отдыха. За прошедшие три дня мы с Джейком стали как отталкивающиеся магниты. Ходим по дому в разных направлениях и стараемся не пересекаться. Жаль, что Джейк не врезал мне по морде. Может быть, тогда бы все закончилось. Но он не может, иначе привлечет внимание Хозяйки. Вот мы и увязли по уши в холодной войне, чтобы не нарушать неписаные правила.
Видимо, репетицию группы слышу не я один. В комнате отдыха то тут, то там группками сидят дети. Разговаривают, читают, играют в настольные игры. В углу сидят Уилл с Луисом и печально глазеют на какую-то картонную коробку.
— Что стряслось? — спрашиваю я.
— Ничего. — Луис торопливо закрывает крышку, а Уилл наклоняется вперед, чтобы прикрыть собой коробку.
Вот только он слишком маленький, и я все равно успеваю рассмотреть зазубренный край сломанной доски.
— Показывайте.
— Да ерунда это, Тоби, честно, — тараторит Уилл, но горестное выражение лица никак не вяжется со сказанными словами.
Я забираю коробку и заглядываю внутрь. Там сломанная шахматная доска, раздавленные каштаны и порванные страницы книги, которую читал Уилл.
— Не так уж мне нравится читать, и конец истории может рассказать Элеонора. А шахматную доску мы новую сделаем, правда, Луис? В комнате для рисования картона завались.
— Вот именно, к тому же каштаны мне уже поднадоели.
Я все еще смотрю в коробку. В животе бурлит что-то горячее. Дыхание учащается.
— Только не делай глупостей, Тоби, — нервничает Уилл. — Оно того не стоит.