— Можете убедиться воочию. Много ли у вас в доме драгоценностей?
— Только те, что принадлежали моей покойной жене. Они находятся в большом черном кожаном футляре, который хранится в сейфе в моем кабинете.
— Не угодно ли вам будет пройти туда?
Старик Браун, слегка пошатываясь, шел впереди других. Им овладело ужасное предчувствие, которое все больше усиливалось по мере того, как они приближались к кабинету.
Он вынул из сейфа большой черный футляр.
— Футляр этот я не открывал уже несколько лет, — проговорил Браун. — В нем есть и список всех драгоценностей.
Открыв замок и откинув крышку футляра, он в тот же момент вскрикнул и без чувств упал в кресло.
Футляр был пуст, в нем не осталось ни единой драгоценной вещи.
Когда старик пришел в себя, он, вспомнив, что случилось, весь затрясся, едва сдерживая рыдания.
Он потянулся к верхнему отделению сейфа, чтобы вынуть оттуда маленькую шкатулку.
— В этой шкатулке хранятся двадцать тысяч долларов наличными, — прошептал он, — шкатулка находится здесь давно, чисто случайно я еще не внес эти деньги в банк. Только теперь я о них вспомнил.
Он попытался открыть шкатулку, но не смог этого сделать, так сильно тряслись его руки. Он передал ключ Нату Пинкертону, а сам опустился в кресло.
— Откройте шкатулку! — прошептал он.
Шкатулка оказалась пустой.
Браун опять глухо застонал, Нат Пинкертон подошел к нему и положил на плечо руку:
— Успокойтесь, мистер Браун! Вы же сами не верите, что ваша дочь виновна в краже! Она взяла драгоценности и деньги, но не для себя! Ведь вы сами видели, как ужасно она страдала. Какие-то негодяи воспользовались впечатлительностью молодой девушки: загримировавшись и нарядившись под мертвецов, они заставили ее взять все, что было в сейфе, и передать им. Таким образом, поведение вашей дочери вполне понятно. Теперь нам остается только разыскать преступников и освободить вашу дочь.
Старик немного успокоился. Он поднялся и произнес:
— Вы правы, мистер Пинкертон! Моя дочь ни в чем неповинна, хотя и взяла драгоценности и деньги. Как бы то ни было, она не может нести юридической ответственности.
— Да и нравственной, — добавил Нат Пинкертон. — А теперь, будьте добры, разрешите мне осмотреть комнату вашей дочери. Быть может, в ее письменном столе нам удастся найти какие-нибудь улики, указывающие на преступников.
Старик Браун проводил Ната Пинкертона, инспектора Мак-Коннела и Эриха; войдя в уютную, изящно обставленную девичью комнату, Нат Пинкертон спросил:
— У вашей дочери были какие-нибудь ценные вещи?
— Да. Они должны лежать вон в том маленьком шкафчике, но теперь их, скорее всего, тоже нет.
Нат Пинкертон открыл шкафчик и увидел, что и тут ничего не осталось.
Сыщик взял с письменного стола лист бумаги и карандаш.
— Будьте добры сказать, какие именно драгоценности принадлежали вашей дочери?
— Больше всего Лора дорожила одним медальоном: золотым, осыпанным бриллиантами, с маленьким сердечком на золотой цепочке, — ответил старик. — Он ей достался от покойной матери, и потому она так любила его. К тому же эта вещь сама по себе довольно ценная. Лора надевала медальон очень редко. В середине медальона был большой бриллиант, излучавший божественный свет.
Нат Пинкертон все записал. Но еще раньше он положил себе в карман список находившихся в футляре вещей.
Затем начал обыск письменного стола. Открыв ящик, он увидел неоконченное письмо следующего содержания:
«Дорогая Мэри!
Я больше не в силах выносить этот ужас! Мертвые зовут меня, и я должна идти. Я не смогла избавиться от них ценою тех жертв, которые уже принесла».
Нат Пинкертон протянул его Брауну.
— Это почерк Лоры, — сказал старик.
— Причем письмо, несомненно, адресовано ее подруге Мэри Стирман?
— По всей вероятности.
— Из этого отрывка можно заключить, что мисс Лора состояла в большой дружбе с миссис Стирман. По-видимому, она доверяла ей больше, чем даже вам, мистер Браун.
— Я ничего не понимаю, — ответил старик. — Прежде Лора поверяла мне все свои тайны, и вдруг такая перемена! Хотя не понимаю, как могла Лора так близко сойтись с этой Мэри Стирман.
— Почему?
— Да потому, что та крайне несимпатичная женщина. Любит наряды, очень тщеславна и кокетлива, и мне всегда казалось, что она хвастает своим богатством и одновременно страшно завидует тем, кто богаче ее.
— Часто ли она посещала ваш дом?
— Нет. По-видимому, она чувствовала, что я не симпатизирую ей, хотя и приглашал на свои вечера по просьбе дочери.
— Но, вероятно, ваша дочь часто посещала эту даму?
— Не знаю. Лора была вполне самостоятельна, часто уходила одна, и я всегда знал, что мне не следует о ней беспокоиться. Весьма возможно, что она нередко бывала у миссис Стирман.
— Чем занимается муж этой дамы?
— Он доверенный какой-то большой иногородней фирмы. Он обычно в разъездах, и я видел его редко.
— Не можете ли вы рассказать о нем более подробно?
— Ничего особенного. Ему лет сорок, носит черные усики, бледнолицый. Он мне всегда казался очень скрытным.
Нат Пинкертон встал.
— Мне необходимо отправиться на авеню Берген, там я надеюсь кое-чего добиться. До свидания, господа. Как только я узнаю что-нибудь, то не премину поставить вас в известность.
Нат Пинкертон забежал на одну из своих, находившихся вблизи, временных квартир и, не меняя костюма, мастерски загримировал свое лицо, придав ему как можно более глупое, бессмысленное выражение, так что любой человек должен был принять его за слабоумного. Но именно этого-то он и добивался.
— Посмотрим, как попадется миссис на эту удочку, — бормотал он, — предстоящая встреча мне весьма интересна.
Он быстро вышел на улицу и, наняв экипаж, отправился в Бронкс.
Глава III
Серьезная беседа
Миссис Мэри Стирман занимала на авеню Берген небольшой дом, окруженный садиком.
Не доехав до него, Пинкертон вышел из экипажа и пошел пешком. Позвонив в дверь, он принял важный вид.
На вопрос горничной, что ему угодно, он ответил высокомерно:
— Я — Якоб Миллер, из уголовной полиции, и хочу видеть вашу госпожу! Доложите обо мне и скажите, что дело не терпит отлагательства.
— Войдите, пожалуйста, я сейчас доложу.
Нат Пинкертон вошел в просторную переднюю и стал прохаживаться там. Горничная ушла куда-то. Сыщик заметил, как через несколько секунд в затемненном конце передней почти бесшумно приоткрылась дверь и кто-то внимательно стал наблюдать за ним сквозь узкую щель.
Снова появилась горничная.
— Миссис Стирман просит вас пожаловать.
Она открыла дверь в гостиную, Пинкертон вошел, и перед ним предстала хозяйка дома, некрасивая особа, ниже среднего роста, с рыжеватыми волосами, обрюзглым лицом и толстыми губами. Глаза ее имели неприятное выражение. Она была в домашнем капоте, но руки сплошь унизаны бриллиантовыми перстнями.
Она с улыбкой приветствовала гостя.
— Здравствуйте, мистер Миллер! Я давно уже жду визита из уголовной полиции.
— Вот как? — удивленно воскликнул сыщик, так высоко подняв брови, что лицо его приняло крайне комичный вид. — Стало быть, вам известно, по какому делу я пришел.
— Известно, — отозвалась она, еле сдерживая смех. — Но садитесь же!
— О, конечно, конечно! Очень приятно! — ответил гость и неуклюже плюхнулся в кресло.
Миссис Стирман присела на диван, стоявший напротив, но избегала смотреть на сыщика, боясь расхохотаться.
— Вы пришли по поводу моей подруги, мисс Лоры Браун?
Он хлопнул себя по коленям.
— Вы угадали, миссис! Вы чрезвычайно догадливы! Вот именно, по этому делу я и пришел.
— Догадаться было нетрудно, — ответила она, — но, к сожалению, у меня нет подробных сведений.
Он шутливо поморщился:
— Пожалуйста, миссис, скажите хоть что-нибудь. Вы не представляете, как сотрудники уголовной полиции умеют пользоваться самыми незначительными на взгляд обычных людей сведениями.