Стены увешаны плакатами. Как только я замечаю, что написано на цветной бумаге, сердце в груди сжимается. Там имена тех, кто исчез в лазарете. Я читаю, и желудок подпрыгивает в горло. Почерки разные. Писали точно не Эшли с Гарриет.
— Только посмотри на это дерьмо! — шепчу я.
«Генри.
Он любил научную фантастику и компьютерные игры.
У него был кролик по кличке Мейсон.
Он скучал по маме».
Линии каракулей слегка тянутся вверх. Рядом хреновый рисунок в виде кролика. А ниже подписано:
«Отныне Господь его пастырь, и он ни в чем не будет нуждаться».
Рядом еще один плакат:
«Эллори.
О лучшем брате нельзя и мечтать.
Признанный спортсмен графства.
Он всегда улыбался и рассказывал анекдоты, как рок-звезда».
И ниже:
«Вечная память».
Снова и снова я вижу имена, которые вызывают воспоминания о первых днях и людях, которых я так никогда и не узнал по-настоящему. Эрик, Джулиан, Мак, Кристофер. Под каждым именем — крошечный кусочек из жизни, записанный выжившими соседями по спальням.
— Прямо как надгробия, только без дат рождения и смерти.
Какой смысл всех их помнить? Зачем напоминать самим себе, почему мы здесь?
— Даты и возраст не имеют значения, — тихо говорит Клара. — Это всего лишь цифры.
Вместо свечи, которую мы украли, стоят несколько других. Клара зажигает все сразу. Мерцающие желтые язычки пламени создают тени, в которых танцуют имена мертвых. Внезапно мне становится очень грустно, и я еще сильнее злюсь на Эшли.
— Смотри. — Клара берет меня за руку.
В комнате три окна, но одно, посередине стены, арочное и больше других. Мы стоим и смотрим на центральное окно. Не знаю, чего я ждал. Может быть, Иисуса на кресте. Или чего-то похожего. Но в свете свечей на стекле проступают яркие краски. Представляю, как все это светится днем.
— Ну разве не красиво? — вздыхает Клара.
В голубом небе сияет огромное солнце. На заднем плане виднеется дом, а на переднем в солнечных лучах держатся за руки улыбающиеся дети. Они купаются в тепле, и их лица полны восторга и радости. Внизу темно-серыми печатными буквами подписано «Дети Господни не одиноки. Мы — семья».
— Идиотизм, — цежу я. Рисунок красивый, но к реальности не имеет никакого отношения. Никто так не воспринимает дом. — Все одиноки. Все боятся. И ничто не спасло имена на стене. Не припоминаю, чтобы кто-нибудь пытался помочь Генри или Эллори.
— Мы с тобой не одиноки, — возражает Клара. — Мне нравится, что о них помнят. Кто-то же должен.
Она все еще смотрит на разрисованное окно.
— Ты же не начинаешь верить во все это дерьмо? — спрашиваю я.
— Нет, — улыбается она и задумчиво качает головой. — Ни капельки. Но меня не бесит церковь, и не бесят те, кто сюда ходит. Если так они меньше боятся, то какой от этого вред? Мы с тобой, например, есть друг у друга. Каждому что-то нужно.
— Если бы не ты, я бы предпочел справляться со страхом один на один.
— У меня такое чувство, что я всю жизнь была одна. Старалась завоевать одобрение других людей, из кожи вон лезла, лишь бы никого не подвести. — Клара смотрит на меня. — Я рада, что оказалась здесь. Иначе мы бы не познакомились. Я бы не узнала о русалках и не увидела огни в небе.
— Ты же несерьезно, да? — полусмеюсь я.
Не может она всерьез говорить такие вещи. Как бы сильно я ее ни любил, но даже думать о таком не могу.
— Мы сбежим и проживем остаток жизни на теплом солнечном пляже. И будем улыбаться каждый день. А это уж точно, черт возьми, куда лучше того, что спланировали для меня родители. По их задумке, я бы вышла замуж за какого-нибудь молодого чинушу, произвела на свет пару-тройку детей и превратилась в копию своей бедной и несчастной матери.
— Сегодня, наверное, приходила лодка за учителями. А мы пропустили.
Я пытаюсь представить, что незнаком с Кларой, и не могу. Мне в прямом смысле слова больно. Я уже не представляю нас порознь и все же не могу заставить себя радоваться тому, что попал сюда. Ненавижу свой страх перед грядущей неизбежной пустотой. Зато я хоть не похож на Эшли и не притворяюсь, будто мне не страшно.
— Продукты явно не привезли. Так что еще одна лодка наверняка будет скоро.
Клара права. В мыслях всплывает кабинет Хозяйки.
— Может быть, я нашел способ узнать, когда будет доставка.
— Правда?
Глаза Клары сияют. Пусть она рада, что мы встретились, но оставаться здесь под постоянным давлением лазарета над головой ей хочется не больше, чем мне.
— Может быть. Нужно время, чтобы все выяснить.
— У тебя появились от меня секреты?
Клара игриво подается ближе. Вот только в моем внезапном возбужденном волнении словно провернули нож повторного анализа. Вместо ответа я целую Клару, а вокруг нас, будто звезды, мерцают свечи. Мы целуемся долго-долго, пока Клара не отстраняется.
— В чем дело? — спрашиваю я.
— Мы же в церкви.
— Мы в обыкновенной комнате. — Голова кружится, все тело болит. Одно прикосновение Клары — и я весь горю. — Сомневаюсь, что выдуманный бог может наказать нас за поцелуи в комнате.
— Я вовсе не об этом, дурачок, — говорит она и снова меня целует.
— А о чем?
— Раз уж мы в церкви, давай поженимся.
Я громко смеюсь:
— Священника что-то не видно, а тебе еще шестнадцати нет.
— Возраст не имеет значения, — повторяет Клара и вдруг становится серьезной. — К тому же, здесь красиво.
Я осматриваюсь по сторонам. Если забыть об Эшли, то, наверное, тут и правда красиво. Думаю о Генри, об Эллори, об остальных. О жизнях, которые закончились. Но мы сейчас здесь, и мы живы.
— Пока смерть не разлучит нас, — тихо говорю я.
— Нет, — улыбается Клара и качает головой. — Навеки. Ты и я.
Навеки. Жизнь до Клары теперь кажется сном. Джули Маккендрик, Билли, приезд в этот дом — все, что было до Клары, меркнет и покрывается серой дымкой. Прошлое стало серым, будущее по-прежнему тонет во мраке, но здесь и сейчас все яркое и четкое.
— Клара, ты выйдешь за меня?
Кажется, сердце вот-вот выпрыгнет из груди.
От улыбки веснушки становятся ярче.
— Да.
— У меня кольца нет.
— Нам оно и не нужно. У нас не такая свадьба. Купим дешевое серебряное колечко у продавца фенечек на пляже в Индии.
— Так мы в Индию отправимся?
— Почему бы и нет? Весь мир у наших ног.
— Ну и как мы поженимся?
Чувствую себя полным кретином. Еще и в жар бросило. Речи толкать — точно не мое. Ну и что я должен сказать в качестве свадебной клятвы? Мне в жизни не выразить словами все, что я чувствую. Да и нет, наверное, таких слов.
Клара стелет на полу два одеяла.
— Не так, как принято. — На ее щеках вспыхивает румянец. — Может быть, мы могли бы пожениться так, как задумано природой.
Она поворачивается ко мне, и я вижу, что она нервничает не меньше, чем я. Еще и смущается.
— Ясно, — говорю я, как охрипшая ворона.
Все вены в теле гудят от прилива крови. Даже сглотнуть не получается.
— Если, конечно, ты не против. Но если не хочешь…
— Хочу. — Я в ужасе, конечно, но в том, что хочу, уверен на все сто.
— Не хочу умирать, не попробовав, — шепчет Клара и подходит ближе.
Мы оба так дрожим, что наверняка пламя свечей колеблется из-за нас.
— И это должен быть ты. С тобой все должно быть по-особенному.
Моя девочка-русалка смотрит прямо на меня. Сердце переполняется и вот-вот лопнет. Кажется, поразительные сполохи, что мы видели в небе, сейчас горят во мне. Я взволнован, испуган и стою на краю пропасти… в шаге от прыжка в неизведанное.