Светлана Гольшанская
Дом сновидений
Покрытый черной копотью дом пустыми глазницами оконных рам взирал на застывшую в нерешительности девочку. Она приложила руку к груди, чтобы унять бешеный стук сердца. «Не ходи, не отпирай дверь», — кричало ее подсознание. Но неведомая сила тянула ее вперед, звала переступить порог зловещего дома и увидеть сокрытую в нем тайну.
Она распахнула дверь и сделала первый нерешительный шаг. Куда же дальше? В тусклом лунном свете она разглядела лестницу, ведущую на чердак. Она поднялась наверх. Внутри было пусто: ни сваленного в углах хлама, ни осиных гнезд, ни тонких паутинок. На улице завыла собака. Она вздрогнула и сделала несколько шагов к разбитому окну. Обгоревшие доски громко хрустнули под босыми ногами и разлетелись в щепки. Она потеряла опору и полетела вниз.
Лерка резко села на кровати. Мокрая от пота сорочка липла к телу. Грудь тяжело вздымалась в такт неровному дыханию. Приходя в себя после ночного кошмара, девочка убрала закрывавшие глаза пряди волос с лица. Через узкую щель между полом и дверью сочился свет. Лерка поднялась и вышла на веранду.
Мишка, Леркин старший брат, сидел за столом и готовился к завтрашнему экзамену по английской литературе.
— Мелкая, ты почему не спишь? — спросил он, не отрываясь от учебника.
— Не хочется, — ответила Лерка, наливая себе стакан воды из ведра.
Она открыла дверь на улицу, впуская в дом ночную прохладу, и уселась на пороге, вглядываясь в звездное небо. В траве громко стрекотали цикады.
— Бр-р-р, что за ужасный звук, — Миша поежился. Он терпеть не мог насекомых, в особенности шум, который они издавали.
— А мне нравится, — возразила девочка. — Как будто кто-то перешептывается на неведомом нам языке. Тихо-тихо.
Брат махнул на нее рукой и принялся повторять стихотворение, которое завтра по закону подлости обязательно спросит экзаменатор.
Тут его голос задрожал. На лбу появилась вертикальная морщинка.
— While the sands of life shall run… — повторил он последнюю строчку, силясь вспомнить, что же было дальше.
закончила за него Лерка.
— Не мешай! — раздраженно прикрикнул на нее Мишка.
Он всегда завидовал этой ее способности к языкам. В свои тринадцать лет его сестра знала английский лучше, чем он сам, учась на втором курсе Лингвистического Университета. А стихи… у нее была просто феноменальная память. Стоило всего один раз прочесть, и она тут же могла воспроизвести любое стихотворение без единой ошибки. Сейчас он бы отдал все, чтобы заполучить хотя бы десятую часть ее способностей.
— Пойдем спать, — нетерпеливый Леркин голос вывел Мишку из задумчивости.
— Мне бы еще хоть пару билетов выучить, — грустно вздохнул брат. — Иди без меня.
— Я боюсь, — призналась девочка.
— Малая, сколько тебе лет? Пять? До каких пор ты будешь темноты бояться? — вспылил Мишка, неумело пряча за резкими словами беспокойство.
Лерка потупилась и пробормотала:
— Я не темноты боюсь, а того, что в ней живет.
Мишка тяжело вздохнул, понимая, что разговоры бесполезны, и захлопнул учебник.
— Ладно, — сказал он сквозь накатившую вдруг зевоту. — Все равно в голову уже ничего не лезет.
Лерка проснулась около шести, когда Мишка собирался на автобус до города.
— Ни пуха, — крикнула ему сестра на прощание.
— К черту, — ответил тот, не оборачиваясь, и вышел на улицу.
Лерка закрыла глаза. При свете ей всегда спалось лучше, чем в темноте. Монстры из снов бояться рассвета и бегут прочь, лишь первый луч солнца коснется земли. Лерка провалялась в кровати еще часа два, пока с веранды не начало доноситься мелодичное бряканье железных кастрюль. Бабушка готовила завтрак, а значит пришло время вставать.
Лерка надела старенький ситцевый сарафан, взяла с тумбочки книгу и вышла на веранду.
— Доброе утро, принцесса, — ласково сказала бабушка, накладывая полную тарелку картошки с котлетами.
— Зачем так много? — недовольно спросила девочка.
— Завтрак — самый главный прием пищи за день. Если ты будешь плохо кушать, никогда не вырастешь, — все таким же сюсюкающим тоном ответила она, ставя тарелку на стол.