Кира улыбнулась. Это было нежное и теплое письмо, в котором читалась лёгкая грусть от разлуки, удовольствие от собственной жизни. Некоторое время Кира раздумывала над ответом, подбирала слова, и наконец, написала:
«Здравствуй, Костик. Если там, в столице, в жужжащем мегаполисе тебе интересно узнать про мой дом, я с радостью расскажу. Я живу в небольшом двухэтажном особняке с садом, который может похвастаться множеством яблонь, тремя грушами, плодов на которых я никогда не видела. Этот сорт зреет в июне и обрывается соседскими детьми подчистую. Чему я несказанно рада, все равно летом я живу на побережье, и без этих детей груши бы просто гнили на земле. А ещё у меня есть липа, деревянное крыльцо, камин и очень крутая библиотека. И любое из этих благ я бы с радостью отдала за возможность показать тебе заповедник и свой дом.
Прочитай еще раз эти слова, и ты найдешь в них ответы на свои вопросы о тоске. Впрочем, я полна оптимизма и искренне верю, что совсем скоро мы с тобой забудем друг о друге. Кстати, буквально вчера, я, как и ты, с трудом спаслась от похода в ЗАГС».
Кира стукнула по клавише, и письмо улетело получателю.
На следующий день в Жабляк пришла зима. Зеленую траву, яблоневый сад и деревянное крыльцо занесло снегом. Дорога из Жабляка до побережья за одну ночь покрылась тонкой корочкой блестящего, гладкого, хрустящего под ногами льда и превратилась в непроходимое препятствие для автомобилей и автобусов. Лед отрезал Жабляк от остального мира.
Рано утром Кира вышла на крыльцо, завернувшись в клетчатый плед и сжимая озябшими пальцами кружку с горячим кофе. Кира обожала первый снег. Ей нравилось смотреть, как он падает с неба, как осторожно, не смело ложится на еще зеленую траву, укрывает ее, прячет ото всех до весны. А еще Кире нравилось ходить по свежему, только что выпавшему снегу, оставляя на его белых, чистых страницах отпечатки своих сапог.
Вот и сейчас она осторожно спустилась с крыльца и прошлась по саду, стряхивая снежинки с веток деревьев, катая снежки замерзшими пальцами, оставляя на дорожке петляющие следы. Кира радовалась этому зимнему дню, как ребенок. Вернувшись домой, она долго разглядывала в зеркале свои раскрасневшиеся от холода щеки и улыбалась отражению.
К обеду Кира вытащила гулять детей Томы, и вместе с ними слепила во дворе огромную снежную бабу, из которой то там, то тут торчали зеленые травинки, вырванные из земли неосторожной детской рукой. Весь день до самого вечера в заснеженном дворе слышался визг и смех. Даже Вук, обычно серьезный и молчаливый, вышел поиграть с детьми и Кирой в снежки, а Тома налила всем горячего какао и вынесла его на улицу на широком красном подносе.
Вечером, когда Тома вернулась домой, она обнаружила новое письмо от Кости. Еще одно пришло на следующий день, а за ним и еще одно. Завязалась переписка. Сначала Кира и Костя не вспоминали Котор, они говорили об отвлеченных вещах: о Костиных идеях и проектах, о Кириных переводах, статьях и рассказах, о книгах и фильмах.
Первое время Кира ежедневно порывалась прервать их переписку, оставить Костю в прошлом, забыть о его существовании, отвлечься на домашние дела и хлопоты. Но постепенно она привыкла делиться с ним зарисовками из своей жизни.
«У нас опять идет снег. Уже две недели не прекращаются снегопады, горные вершины побелели и стали похожи на огромные перины, – писала Кира. – Совсем скоро начнется горнолыжный сезон, вот природа и готовится. Я, конечно, люблю зиму и снег, но двор все больше напоминает один огромный сугроб, а в этом мало хорошего. Да и верхом по снежной перине не поездишь, и в гости скоро придется ходить на лыжах. Ты можешь представить меня на лыжах?! Я нет. А потому приходится все больше сидеть дома, топить камин, читать книги, работать».
За несколько тысяч километров от заснеженного горного Жабляка, Константин читал Кирины зарисовки и улыбался. Ему казалось, он может увидеть, представить и прожить все то, что описывает Кира. Он задавал ей вопросы, что-то уточнял, рассказывал о своих новостях и планах, о своей зиме.
«Честно говоря, я уже забыл, как выглядят сугробы. В Москве их совсем нет, только серая песочная каша по обочинам дорог. А может, это я не замечаю ничего кроме нее. В последнее время стало слишком много работы: уезжаю из дома в девять, возвращаюсь к полуночи. За окном всегда темно, меняю один монитор на другой. Впрочем, это временно. Да и проект, над которым сейчас работаю, интересный, творческий даже…»
Тем временем календарный год подходил к концу. Наступало время подводить итоги, строить планы на год следующий, готовиться к праздникам. В это время Костины письма вдруг изменились по тону и настроению, они стали нежнее, сентиментальнее и вплотную подошли к запретной теме, к воспоминаниям о летних днях в Которе.