Для Бекира это стало неожиданностью. Он тупо смотрел на пустые лунки. Когда ведьма успела унести все его камни?
— Нет! — Черная Корова подошла к Таргу. Мы должны идти до конца, последнее было адресовано Бекиру.
Амага скривилась, словно от невыносимой вони.
— Ты адская девчонка. На тебе знак Девы. Но я чувствую.
— Тем приятнее тебе будет получить мое тело. — Черная Корова смело задрала подбородок и ступила вперед.
Амага покусывала губу, принимая решение, и согласилась.
В этот раз партия пошла быстрее. Бекир пытался сосредоточиться на игре, но в голову лезли чужие мысли и воспоминания. Он никогда не видел Мамая, но Белокун говорил, что у них одно лицо. Бекир родился почти сразу после Вспышек в том же месте, что и Мамай. Что этим хотел сказать тот, кто сделал такое с Киммериком?
— Армейцы верят, что доктор Мамай был воплощением Бога Вспышек. А Золотая Колыбель разбудила Бога. Он сменил Дешт и вошел в этот мир. Может быть, что Бог Вспышек, покинув тело Мамая, вошел в меня или в Талавира, а сейчас просто спит?
Рука Амаги остановилась над лункой. Бекир испугался, что допустил ошибку и она на него набросится или разразится ругательством из-за кощунственного предположения о бога, который спит внутри его тела, но Амага подвела на Бекира неожиданно измученный взгляд. Она уже разжала рот, чтобы что-то сказать, когда стол неожиданно затрясся, доска взлетела в воздух, а их обдало соляными занозами, словно рядом взорвалась бомба.
Амага потянула за цепь, но он оказался пустым. Сбоку радостно засмеялся Талавир. Таргом. От пальцев Евге все еще тянулись суерные побеги.
— Пока вы играли, мы провернули маленькую диверсию, — окровавленными губами улыбнулся Талавир. Его глаза победно пылали, словно он не просто выбрался из плена, но и прихватил с собой несметные сокровища. — Она лгала, Бекир. Тарга можно уволить. Она просто не хотела его слышать. Уперлась в желание его оживить. А ты хоть когда-то спрашивала, чего он хотел, Амаго?
— Безумный! — завизжала ведьма и схватилась за саблю.
И в этот момент ее руку перехватили тонкие пальцы мальчика в хитоне. Время как будто остановилось. Бекир увидел, как в воздухе замерли обломки разбитого куба. Как разметались волосы Черной Коровы. На прошитых губах Талавира застыла кровь.
Ниязи поднял руки, чтобы прикрыть Евге. Казалось, Амага и Тарг смотрели друг другу в глаза целую вечность. Наконец мальчик отпустил женщину — и она упала в кресло.
— Он хочет умереть. Говорит, ты ему обещал. — Амага устало посмотрела на Талавира. — Говорит, он уже прожил одну жизнь, и ему не понравилось. Повторять он не желает.
— Прожил жизнь, как это? Он ведь был духом? Джодалом? — не понял Ниязи. — Он был твоим братом и умер маленьким ребенком. Он не успел прожить жизнь, — возразил Бекир. Именно эту историю он видел во снах.
— Он прожил жизнь, — не переставая злорадно улыбаться, сказал Талавир. — Ты прав, малый, боги и духи способны застрять в человеческом теле.
Привязываться к нему настолько крепко, чтобы уж забыть, кем были раньше.
Но в тот момент, когда Мамай коснулся Золотой Колыбели, дух внутри него вспомнил свое имя, и оно было Таргом. И произошли вспышки. — Талавир на мгновение остановился, выдернул из разодранной губы обрывок нити так, что подбородком заструилась струйка крови, и продолжил: — Твой брат, Амаго, вошел в тело Мамая, когда Азиз-баба сразу после рождения положил его в Золотую Колыбель.
Чильтаны, или как ты его называешь, думал, что так возродит давний артефакт.
Зато сделал что-то гораздо хуже — перенес Тарга в искалеченное тело. и твою ярость, Амаго. не удивительно, что сейчас он хочет умереть.
— Хм, — повела головой ведьма, словно Полномочный сказал какую-то чушь. Однако Бекир заметил, как сверкнули темные глаза под длинными ресницами.
Сказанное Талавиром ее поразило, хотя она не хотела этого показать.
— Мамай был Таргом, — удивленно прошептал Бекир, разглядывая мальчика в хитоне, до сих пор стоявшего рядом с сестрой. На взгляд он был такого же возраста, что и Евге, имел светло-карие глаза и сероватые, словно лежала солома, волосы. Хитон давно истлел. Кожу, проступавшую сквозь дырки в одежде, покрывали трещинки, а еще она была неестественно белой, словно впитывала в себя соль. — А кто тогда Бог Вспышек?
— Тоже он, — все еще выплевывая нити, ответил Талавир.
— Как это? — испуганно прошептал Ниязе. — Разве бог может быть одновременно и дьяволом?
Даже Талавир, до того, казалось, знал ответы на все вопросы, промолчал. Все ждали, что скажет Амага. Ведьма развернулась к брату и чуть ли не впервые за тысячелетие заговорила ему: