С ними сравнилась высокая мускулистая женщина. У нее была короткая неровная прическа, словно стриглась ножом. Лоб и веки женщины покрывала цвет цвета обожженного кирпича. Так часто делали засоленные, чтобы хоронить язвы, но ее лицо было чистым. Несмотря на жару, женщина носила куртку с закатанными рукавами. Под ней виднелась простая холщовая рубашка. На крутых бедрах висела поясная сумка.
Ноги были обуты во сбитые солдатские ботинки. Она потерла штаном о холош, заметив взгляд Талавира.
— Красивая, — пробормотал он.
Талавир поднял глаза и поймал внимательный и слегка ироничный взгляд женщины. Она будто пыталась понять, видела ли его раньше.
— Средство связи. — Рука машинально потянулась ко лбу.
— Мать Ветров всегда следит за своими песиками, — насмешливо ответила женщина. Гера Серов стрельнул в ее сторону взглядом. В нем было нечто большее, чем гнев. «Угроза предостережение?» — подумал Талавир.
— Суер делает женщин в Деште непокорными. Извини за это. Тебе удалось вырваться от суккубихи из Кара-Меркита. — Бэй усердно протянул ему заиленную пластиковую бутылку.
Женщина презрительно фыркнула. Талавир открутил пробку и понюхал маслянистую жидкость. Поделиться водой в Деште — проявить уважение, отказаться — нанести оскорбления. Талавир сглотнул. Вода оказалась вкусной и прохладной, как только из источника. Он пришел в себя, только когда выпил хорошую половину бутылки.
— В моем доме есть очиститель, — довольно похвастался Гера, встряхнул полупустую бутылку, словно показывая, сколько воды выпил Полномочный, и спрятал ее в карман.
— Ты еще кого-то видел в Деште, Полномочный, кроме соблазнительницы из Кара-Меркита? — спросила высокая женщина.
— Кроме демоницы из могильника, никого.
— Это Ма — наш официальный врач, — наконец представил женщину Гера. — Ее сын Бекир любит нарушать запреты и слоняться Дештом.
— Иногда ходить Дешком безопаснее Ак-Шеих, — ответила Ма.
То, как сверкнули ее глаза, заставило Талавира подумать, что она намекнула на Рябова. Он уже хотел спросить, но Гера опередил его.
— Старшего Брата Рябова забрала буря. Обур-куртка. Не повезло. С каждым могло случиться. — Синее чудовище за его плечами подпрыгнуло и оскалилось. Но Ма даже не заметила. — Тебе известно не хуже меня, Ма, Путь бур знает только Бог Вспышек. Ты видела тело.
Талавир посмотрел в лучистые глаза. Женщина не отвела взгляд, а потом вздохнула и согласилась.
— Бури невозможно спрогнозировать. Потому я и переживаю за сына. В Деште буря может начаться в любой момент.
— Я бы хотел на него посмотреть, — завороженно вглядываясь в ее глаза, сказал Талавир.
— На моего сына?
— На тело Рябова.
— Посмотришь-посмотришь. — Гера согнулся еще ниже и показал на поселок.
— Но тебе стоит отдохнуть, показаться нашей ведьме. Если суккуб тебя коснулась, только она поможет. — Бэй сделал едва заметное движение головой, словно это был упрек в адрес врача.
— Рябов тоже шел по этой дороге? — спросил Талавир.
— Что? Нет! — хрипло рассмеялся Гера. — Его привел Саша Бедный — акинджий. А он знает, что против Кара-Меркита лучше не ходить.
— Где сейчас этот Саша?
— Еще в Деште. — Гера снова двусмысленно посмотрел на Ма. — Но скоро у нас Андир-Шопай, праздник. Они точно будут. Приведут жертву.
— Андыр-Шопай — праздник жертвоприношения. Тебе повезло, Полномочный, увидеть такое своими глазами, — уточнила Ма и посмотрела сквозь его плечо в Дешт. На мгновение между ее бровями появилась болезненная морщинка.
— Может, нам следует поискать твоего сына?
— Что? — Глаза Ма сверкнули, словно он предлагал юношу на Матерь Ветров. — Я покажу тебе тело.
Она резко повернулась на пятках и двинулась в сторону Ак-Шеих.
Через несколько шагов под ногами стало больше камней. В мелкой гальке Талавир начал замечать битые стекла, остатки пластика и железа. На мгновение они остановились у невысокого забора. Это был условный предел селения. Ее могло перепрыгнуть даже мелкое животное. И все же она была немаловажна. Талавир заметил, как женщина наклонилась и поставила вывалившийся из забора камень обратно в кладку.
Впереди стали появляться остатки стен, бетонные сваи, переломанные плиты.
Где-то угадывались окна. В разрушенных стенах длинного дома можно было додумать комнаты или этажи. Остатки штукатурки покрывали дыры от шаров и изображения Бога Вспышек. Это был схематический рисунок человека, от которого отходило шесть лучей в честь шести дней творения или шести дней катастрофы, как говорили на Станции. Он еще несколько раз встречал такое граффити.