Станция закряхтела. С низкого потолка побежала струя ржавчины. Они снова набирали высоту. Внизу началась очередная разрушительная буря. До Вспышек они были пылевыми, а теперь несли смерть — суйер, изменяющее и убивающее вещество.
Сквозь круглое грязное окно в маленькую комнату проникал серо-розовый свет, словно они действительно были под водой. Талавир потянулся.
— Ты действительно веришь, что эта махина когда-то ходила по дну океана?
— Да! Я тебе сто тысяч раз говорила. — Руф резко развернулась и заставила его втиснуться в бортик. Прикрученная к стене кровать была узкой для двоих. — После того как наземную Матерь Ветров сожгли засоленные — пусть Поединок сожрет их гнилые души! — Гавен Белокун молитвой заставил подлодку зависнуть в воздухе. Благодаря ему даже суер не имеет над нами достаточной силы. У нас еще пять минут. — Руфь кончиками пальцев коснулась его обнаженной спины, вероятно, считая, что каждый урок надо закреплять сексом. В прикосновении чувствовалась зависть к его идеальному, не подвластному мутациям тела.
Руфь маниакально боялась перемен, которые влек за собой суер. Она ошибалась. Несмотря на то, что Станция висела в воздухе, суер проникал даже сюда.
Через несколько месяцев пребывания на Матери Ветров волосы на голове Руфь сменились на голубые перья. Она говорила: «Это лучше, чем жрать мертвечину или остаться без кожи, как некоторые мутанты внизу. А изменения после первой дозы замедляются. В это верили на Матери Ветров. Поэтому пытались не схватывать дополнительные дозы: не попадать под бурную бурю и не покидать подлодку.
Как показали многочисленные эксперименты с живыми организмами, концентрация суета на земле и в воздухе была разной. Если человека из Дешту поднимали на Матерь Ветров, то он терял суер. И это приводило к новым мутациям, иногда смертельным. Но это были только общие правила. Некоторые не прекращали меняться и на протяжении всей жизни на Станции. Руфь еще не знала, повезло ли ей.
— Ты не меняешься. Так долго на Станции — и никакого проявления, — проворчала Руфь, проводя пальцами по рельефным мышцам Талавира.
Он перехватил руку, поднес к губам и повернул на ее голое бедро.
— Не только не изменился, но и проснулся в чудесной форме, и это после многолетней комы!
Талавир спустил ноги с кровати, вытащил из груды одежды свой комбинезон и стал одеваться. Иногда в кошмарах ему приходили воспоминания о первых часах после пробуждения. Они были наполнены болью. И это удивляло, поскольку Талавир точно помнил момент, когда услышал голос Гавена Белокуна, открыл глаза и легко поднялся с постели. Он чувствовал себя прекрасно, словно проспал нормальную ночь, а не больше десяти лет.
Руфка недовольно хмыкнула. А уже через мгновение водила тонкими пальцами по своей коже. Темные от кны ногти умело пробежали по ягодице, коснулись впадины под коленом и медленно поползли по внутренней поверхности бедра.
Пальцы преследовали цель.
Но Талавиру было не до того.
— Что сегодня произошло? Я слышал стук. И ты не торопишься меня отпускать.
Руфь в последней попытке выгнула спину, демонстрируя впадинки над ягодицами, и потянулась за одеждой.
— Может, и случилось. Сфена сейчас постоянно на мостике. Но меня не искали.
Она знает, что я пошла к тебе, хабби.
«Ибо ты должен за мной следить», — мысленно закончил Талавир, понимавший причину любопытства к нему. Он попал под суйер, годы проспал на Матери Ветров, а потом проснулся без изменений, словно ничего и не произошло. Для науки он был ценным экземпляром. Талавиру не нравилась эта мысль, потому что он хотел, чтобы в нем видели прежде всего преданного Старшего Брата, воина Поединка. Он развернулся к Руфе и как можно спокойнее спросил:
— Снова напали на гуманитарный конвой? Уроды?
Официально люди в Деште числились измененными, сами себя они звали засоленными, но редко кто на Матери Ветров называл мутированными иначе, чем уродами.
— А-а-а! — Руфь угрожающе помахала пальчиком.
Все попытки Талавира извлечь из нее больше информации наталкивались на этот жест.
— А я не скажу Белокуну, что ты нарушаешь Догмат и делаешь харам, — усмехнулся Талавир и указал на блестящую поверхность.
Руфь улыбнулась в ответ. Она принадлежала Зиницам — службе разведки Матери Ветров, которые имели неслыханные свободы, по сравнению с другими Братьями на станции. Зрачки могли красить волосы и ногти красной кной, прокалывать уши, носить яркие платки, словно чудовища с земли, и, что поражало больше всего, употреблять уха — наркотик из модифицированной полыни суета. Но даже для нее обвинения в греховной любви к себе могли повлечь за собой серьезные проблемы.