Мы поиграли, няньки доставили нам печенье и лимонад на летучем столике. Где-то в доме пробили часы.
– Теперь я хочу увидеть кукольный домик, – заявил мальчик.
– Но ты же отказался.
– А теперь хочу его увидеть, очень хочу.
Тогда я отвела его в комнату-в-комнате и показала Палатиал. Мальчик пришел в восторг, хотя я продемонстрировала лишь часть возможностей замка. Я поняла, что он мне завидует и в следующий раз тоже непременно захочет его увидеть.
Так я впервые почувствовала, что он в моей власти. Мне очень понравилось.
Глава 1
Я поднял бокал вина, но опьянел, еще не пригубив его, – мне хватало одного пейзажа.
– За безопасность вашей цивилизации и системы, мистер Небьюли!
– За вашу цивилизацию! – подхватила Портулак на другом конце стола.
– Спасибо, – поблагодарил мистер Небьюли.
Мы сидели у пляжа, наслаждаясь вином и теплым вечером. На планете кентавров ночи не такие, как на других. Планета вращается вокруг звезды, излучающей много ультрафиолета, поэтому хранители закрыли ее атмосферу защитным пузырем, этаким прозрачным экраном, для кентавров вполне приемлемым, в отличие от бронированной оболочки, которая понадобилась бы, если бы Дом Мотыльков переместил их систему. Днем пузырь отводит лучи и гасит обжигающий голубой блеск. Ночью он усиливает свет тусклейших звезд или газовых облаков до уровня, на котором человеческий глаз различает цветовые нюансы. Млечный Путь казался многокостным хребтом, изогнувшимся над горизонтом, туманность – остаток соседней сверхновой – рубиново-красным мазком, почерневшим по краям, пульсар в ее сердце – мигающим маяком. Рассеянное скопление голубых звезд в двух сотнях световых лет отсюда мерцало, как электрогирлянда. Звезды-карлики в нескольких световых годах от этой системы сияли янтарным и золотым, суля жизнь, убежище и десятки миллиардов лет стабильности благодаря медленному выгоранию в них водорода. Виднелась даже Пустошь – пятнышко беззвездного, безгалактического мрака там, где была Андромеда.
Небо было прекрасным, роскошным, как в наркотической галлюцинации, но все равно напоминало о Пустоши. Сразу пришло на ум обещание, данное доктору Менинксу, которое я пока не сдержал и выполнение которого сейчас висело на самом тонком волоске.
Оставалось надеяться, что кентавры помогут.
– Шаттерлинг Лихнис, уверен ли ты, что звездамба не создаст нам проблем в будущем? – спросило четвероногое существо, стоящее у стола.
– Не беспокойтесь, мистер Небьюли, ваша цивилизация снова в безопасности.
– Замечу, что смертельная опасность ей и не угрожала, – напомнила Портулак, крутя в руке бокал с вином.
– На брешь в звездамбе глаза не закроешь, – с улыбкой проговорил я. – Неисправность устранена. Мы ее возводили, нам и ремонтировать – именно так принято в Линии Горечавки.
– Думаю, наше беспокойство понятно. Нам представили и другие планы спасения, но дали понять, что ремонт звездамбы сопряжен с наименьшим риском.
– Так оно и есть, – отозвался я.
Полтора миллиона лет назад в сверхмассивной звезде, отдаленной от мира кентавров на одиннадцать световых лет, появилась неустойчивость. Перерожденцы пытались откачать содержимое ядра через червоточину, но невероятная плотность и температура мешали работе стабилизирующих устройств, которые держали ее открытой. Вмешательство хранителей не спасло бы биосферу планеты. Таким образом, оставалось только два варианта, не считая эвакуации системы. Линия Шашечницы и Дом Мотыльков, считались экспертами в перемещении звезд. Они предлагали бесплатно сместить либо звезду, либо систему, а в обмен просили эксклюзивные права торговли с кентаврами на следующие два миллиона лет. Оба способа казались рискованными. Сместить звезду значило вытолкнуть ее с галактического диска, пока не произошел взрыв, однако подобные действия порой вели к преждевременной детонации. Вполне можно было переместить систему, но саму планету на это время следовало инкапсулировать для защиты от межзвездной радиации и космического мусора. Клаустрофобы-кентавры отвергли такой план.