Нечто оказалось лицом, взирающим на меня из-за стеклянного забрала. Чувствовалось, что давным-давно оно было человеком. А сейчас… Лицо словно высекли из камня, на миллиарды лет подставили всем ветрам, вот черты и стерлись; глаза метров десять диаметром, само лицо раз в десять шире, рот — темная неподвижная расселина в сероватом граните плоти. Нос и уши превратились в едва заметные неровности. Голова расширялась книзу, к шее, которая скрывалась за соединительным кольцом у основания куполообразного шлема и переходила в огромное тело.
Гигант моргнул — словно прокрутили замедленную запись астрономического явления вроде затмения краткопериодической двойной звезды: веки смыкались несколько минут, потом так же медленно разомкнулись. Глаза смотрели на меня, но ни сосредоточенности, ни интереса во взгляде не было.
Затем он приблизился. Внешние секции оказались рукой с огромными, как деревья, пальцами, которые стиснули «Лентяя», — я услышал, как они гремят по корпусу. «Лентяй» почувствовал мое настроение и счел за лучшее ответных мер не принимать.
Куратор хотел лишь потрогать «Лентяя». Несколько часов он водил рукой по кораблю, ощупывал, поглаживал, словно убеждаясь, что это не призрак, а потом отстранился.
Снова зарокотал голос, которого я не слышал одиннадцать с лишним лет. Куратор времени явно не ощущал.
— Шаттерлинг, ты один. Ты прилетел один.
— Мы странствуем поодиночке. Ну, если гостей нет. Спасибо, что пустили меня сюда.
Голос рокотал, а на лице гиганта не дрогнул ни один мускул. Впрочем, я не сомневался, что говорю с куратором. Насчет других не знаю, но речевую функцию его рот явно не выполнял.
Гигант не шевелился, лишь каждый час хлопал жуткими глазами-озерами.
— Шаттерлинг, ты очень терпелив.
— Да, куратор, мне советовали запастись терпением. — Я знал, как легко прогневить Вигильность, считал каждое слово гранатой, которую могут швырнуть мне в лицо. — Это правильное обращение?
— Для тебя — да, — ответил куратор. — Тебя называют только шаттерлингом Горечавки или есть другое имя?
— Я Лихнис.
— Расскажи о себе, Лихнис.
Так куратор услышал мою краткую биографию.
— Родился я шесть миллионов лет назад одним из клонов Абигейл Джентиан, Горечавки. В самых ранних своих воспоминаниях я маленькая девочка, живущая в огромном страшном доме. Дело было в тридцать первом веке на планете Золотой Час.
— Ты прожил долгую жизнь, дольше многих разумных существ, включая Предтеч.
— Мне очень-очень повезло. Повезло родиться в Линии Горечавки. Повезло прожить столько лет, практически их не почувствовав.
— Разве долго жить — это плохо?
— Я не об этом. Мозг у меня почти такой же, как у древних людей в их бытность охотниками-собирателями. Усовершенствовали его лишь для обработки воспоминаний и приема нитей — сообщений других шаттерлингов. Но глубинных структур Абигейл не меняла. Мой мозг попросту не приспособлен для столь длительного существования.
— Ты сойдешь с ума.
— Ну, помощь специалиста точно понадобится.
— Тебя наверняка интересует, как справляемся мы. Кураторы славятся долголетием. В отличие от вас и поздних краебежцев мы не сжимаем время, чтобы века протекали быстрее.
— Видимо, вам и так неплохо.
— Ты уверен?
— Само существование Вигильности доказывает, что сложности гипердолголетия вы преодолели. Ни одна звездная цивилизация не существовала так долго.
— Кому нужна недолговечная Вигильность? Долгую службу мы несем в полном одиночестве, впрочем с самого начала понимая: потребуется терпение и готовность к долгим наблюдениям.
— Вы — ровесник Вигильности?
— В этом случае, шаттерлинг, мне было бы пять с лишним миллионов лет.
— Мне почти шесть.
— На самом деле нет. Родился ты давно, но по-настоящему прожил лишь пару десятков тысячелетий. Ты как книжный червь, пробуравивший страницы истории, согласен?
— Какое меткое сравнение!
— Ровеснику Вигильности пришлось бы пропустить все эти годы через себя. Я стал бы древнейшим организмом в галактике.
— Разве это не так?
— Я не старейший куратор и до сих пор расту. Все кураторы растут. На заре своей цивилизации мы нашли рецепт биологического бессмертия. Постоянный рост — необходимое условие. Существуют другие способы, но мы остановились на этом.
— Есть кураторы крупнее вас?
— Разумеется, только ты их не увидишь. Они живут в самых больших узлах с самыми важными ядрами, но из-за размера не могут двигаться. У них головы с этот отсек, а невероятная мудрость сопряжена с такой же невероятной медлительностью. Здесь ничего не поделаешь: синаптический путь у них в сотни метров и элементарная мысль формулируется по нескольку минут. Общаться с ними немного… утомительно. Думаю, ты меня понимаешь. С твоей точки зрения… Нет, хватит об этом, ладно?