– А я никогда не была в церкви, – призналась она. – Не понимаю, как это люди раньше верили в Бога?
– Люди всегда верят в Бога. И неважно, как они это называют.
– Ну и верили бы. – Саша подняла глаза к куполу, он оказался замазан грязноватой краской. – Зачем куда-то ходить, молиться? Молиться – это значит просить. А просить, по-моему, унизительно.
– Просто в храме ты можешь общаться сама с собой. И никто тебе не помешает.
Саша провела пальцем по книжным корешкам. Она не решалась смотреть на Солнце, хотя ей очень хотелось этого. А Солнце, она чувствовала, смотрел на нее. И это было приятно. Но почему-то было боязно замолчать – казалось, что-то разрушится или что-то произойдет... И Саша продолжила упрямо спорить:
– А вот у нас соседка есть. Она каждое воскресенье ходит в церковь, хотя у ее мужа из-за этого неприятности на работе. Ну и что? Она же все время ругается, скандалит и детей своих бьет.
– Зато она приходит в церковь и на какие-то полчаса становится другим человеком. Не женой, не соседкой, не мамашей, а самой собой. Разве плохо?
Саша больше не выдержала и посмотрела на Солнце. И так ей стало хорошо, что она вдруг улыбнулась:
– Я подумаю об этом... Интересно, а как тут все было раньше?
– Хочешь посмотреть? – Солнце подошел к одному из стеллажей и стал снимать книги с полок. – Помогай, – обернулся он к Саше.
Вдвоем они стали быстро освобождать стеллаж за стеллажом. В глубине, за перекрещением полок, им начали открываться лики святых.
Солнце зажег большой фонарь, и Саша застыла в изумлении.
Мощные в своем смирении, взирали на нее с фресок фигуры апостолов, как бы заключенные в клетку из решета пустых полок.
Сперва они напугали Сашу. Кажется, смотрели строго и вопрошали: а что она, Саша, такое? Зачем пожаловала и чего ждать от нее? И Саша мысленно попросила: «Не сердитесь, что я пришла к вам и потревожила», и, кажется, они подобрели. Саше даже показалось, что один, самый маленький, в углу, улыбнулся ей. Ну и правда – не станет же улыбаться маленькой глупой девчонке, комсомолке к тому же, самый главный святой. А маленький – станет. И Саша улыбнулась маленькому в ответ, а потом с восхищенной благодарностью глянула на Солнце:
– И что, про них никто не знает?!
– Только ты и я, – заверил Солнце.
– А можно я еще буду сюда приходить? – попросила Саша.
– Это будет уже не то. – Солнце выключил фонарь.
– Почему? – удивилась Саша.
– Потому что это уже не будет в первый раз.
И Саша поняла, и поверила, и стала глядеть на своих первых апостолов, чтобы наглядеться в первый раз. Вдруг рука ее дернулась к шее. Солнце легонько подул, развевая Сашины легкие прядки. Саша улыбнулась.
– Пойдем в гости? – предложил Солнце.
– А библиотека? – забеспокоилась Саша. – Ее же охранять надо.
Солнце кивнул на фрески:
– Есть кому.
Но еще нужно было сложить обратно книги.
Когда последняя стопка книг готова была снова окончательно закрыть святые лики, Саша не удержалась и, стоя на стремянке, дотянулась и погладила своего, маленького, апостола по щеке.
Солнце позвонил условленным сигналом в обитую рваным дерматином дверь.
– А кто здесь живет? – спросила Саша.
– Кореец, – ответил Солнце
– Настоящий кореец? – удивилась Саша.
Солнце кивнул.
– А что он делает у нас в стране? – не унималась Саша.
– Корействует, – улыбнулся Солнце.
Дверь открыл вполне славянского типа мужчина с интеллигентной бородкой, в очках.
Саша удивленно глянула на Солнце, на Корейца.
– А, заходите. Здравствуйте, милая барышня. Я – Борис Павлович, – сообщил Кореец.
– Очень приятно. Саша, – представилась Саша, уж в который раз за последние два дня.
– Теперь полагалось бы сделать книксен, – улыбнулся Кореец.
Саша смутилась.
Вслед за Солнцем и Корейцем Саша пошла по длинному коридору, завешанному картинами разных стилей, сухими букетами, медными тазами, перуанскими резными масками. Из очередной двери выглянули две старые таксы. Они поворчали и с достоинством удалились.
Саша поманила Солнце и спросила шепотом:
– А почему же он Кореец?
Солнце ответил таким же заговорщицким шепотом:
– Наверное, потому что собак любит.
– Чай? Кофе? – обернулся Кореец.
Они вошли в огромную комнату, лишенную всяких бытовых условностей. Повсюду громоздились разнокалиберные изображения вождя мировой революции. В одном углу, сидя на полу, пожилой тувимец в колоритном национальном костюме выводил горловые рулады, потрясая бубном. Ему вторил внук – юноша в городском пиджаке, но в оленьих унтах.
А рядом с ними человек с выразительным лицом «пил чай» из воображаемой чашки. Он церемонно поздоровался с Солнцем, а увидев Сашу, будто бы от восхищенного изумления пролил воображаемый чай и обиженно нахмурился, принялся отряхивать брюки от невидимых капель.
– Знакомьтесь, барышня, это Леня Енгибаров, – представил гостя Кореец.
«Грустный клоун» поклонился Саше и протянул ей «цветок». Оглянувшись на Солнце, Саша приняла условия игры: понюхала цветок, которого не было, и сделала книксен, который не умела делать.
– Она ничего, – кивнул Солнцу Кореец.
В другом углу, не реагируя на этническое пение, на лежащем прямо на полу матрасе самозабвенно целовались юноша и девушка, причем стоило большого труда распознать, кто из них – одинаково одетых, одинаково тщедушных и длинноволосых – есть кто.
А посередине мастерской на деревянном возвышении стояли в диковинных позах раздетые по пояс Малой и Скелет. Малой держал в вытянутой над головой руке бильярдный кий, словно намереваясь кого-то пронзить, а Скелет одной рукой сжимал крышку от кастрюли – наподобие щита, в другой у него дымилась сигарета. Перед ними располагался скульптурный станок с накрытым мокрой холстиной изваянием.
Малой воззвал к хозяину дома:
– Кореец, не будь жмотом, по ванку накинь – два часа уже корячимся!
– А вы передохните, – невозмутимо посоветовал Кореец и жестом отозвал Солнце в сторону.
Малой тем временем принялся с энтузиазмом разминаться. Он сообщил Саше:
– Вот, атлетов фигурируем. Борцов с древнегреческим самодержавием. Скоро Герда придет – сменит нас. Скелет, слезай, кости разомни.
А Скелету хорошо: стой себе, двигаться не надо, копеечка капает – Малой не ругается. Скелет затянулся папироской:
– А мне чего – мне нормально.
Кореец отодвинул занавеску, прикрывающую полку, на которой, контрастируя с многочисленными вождями, стояли небольшие, ломаных форм и причудливых очертаний, скульптуры, взял одну из фигур и, демонстрируя Солнцу, нервно сглотнул:
– Н-ну, как тебе?
Солнце взял фигурку, присмотрелся, широко улыбнулся:
– Клёво!
– Правда?! Тебе действительно нравится? – смущенно обрадовался Кореец.
– Суперская вещь, – подтвердил Солнце. – А ты Эрнсту показывал?
Кореец замялся, кивнул.
– Ну и чего он сказал?
– Ты знаешь, он как-то странно промолчал... – задумчиво сказал Кореец
– Вот видишь! А он очень хороший художник! – обрадовался Солнце.
Саша подошла к Солнцу и Корейцу. Кореец торопливо поставил скульптурку на место, задернул занавеску.
А Малой забрал у Скелета папиросу, затянулся и заявил безапелляционно:
– Короче, Кореец когда бабки заплатит – явсе возьму.
Скелет не особо-то и спорил, только спросил, вежливо изобразив интерес:
– Зачем тебе?
– Здрасьте! – воодушевился Малой. – А прокат «Стратокастера»? Лабухи так не дадут, без аванса.
– На фига этот «Стратокастер»? – хмыкнул Скелет.