Yours truly,
Charmain Baker
12 Corn Street
High Norland City
[25] Charmain sat back and reread her letter. There was no way, she thought, that writing like this to the old King could be anything other than sheer cheek, but it seemed to her that the letter was quite a good one. The one thing in it that was dubious was the "I am of age." She knew that was supposed to mean that a person was twenty-one—or at least eighteen—but she felt it was not exactly a lie. She had not said what age she was of, after all. And she hadn't, either, said that she was hugely learned or highly qualified, because she knew she was not. She hadn't even said that she loved books more than anything else in the world, although this was perfectly true. She would just have to trust her love of books shone through.
[26] I'm quite sure the King will just scrumple the letter up and throw it on the fire, she thought. But at least I tried.
[27] She went out and posted the letter, feeling very brave and defiant.
* * *
[28] The next morning, Aunt Sempronia arrived in her pony-trap and loaded Charmain into it, along with a neat carpet bag that Mrs. Baker had packed full of Charmain's clothes, and a much larger bag that Mr. Baker had packed, bulging with pasties and tasties, buns, flans, and tarts. So large was this second bag, and smelling so strongly of savory herbs, gravy, cheese, fruit, jam, and spices, that the groom driving the trap turned round and sniffed in astonishment, and even Aunt Sempronia's stately nostrils flared.
[29] "Well, you'll not starve, child," she said. "Drive on."
[30] But the groom had to wait until Mrs. Baker had embraced Charmain and said, "I know I can trust you, dear, to be good and tidy and considerate."
[31] That's a lie, Charmain thought. She doesn't trust me an inch.
[32] Then Charmain's father hurried up to peck a kiss on Charmain's cheek. "We know you'll not let us down, Charmain," he said.
[33] That's another lie, Charmain thought. You know I will.
[34] "And we'll miss you, my love," her mother said, nearly in tears.
[35] That may not be a lie! Charmain thought, in some surprise. Though it beats me why they even like me.
[36] "Drive on!" Aunt Sempronia said sternly, and the groom did. When the pony was sedately ambling through the streets, she said, "Now, Charmain, I know your parents have given you the best of everything and you've never had to do a thing for yourself in your life. Are you prepared to look after yourself for a change?"
[37] "Oh, yes," Charmain said devoutly.
"And the house and the poor old man?" Aunt Sempronia persisted.
[38] "I'll do my best," Charmain said. She was afraid Aunt Sempronia would turn round and drive her straight back home if she didn't say this.
[39] "You've had a good education, haven't you?" Aunt Sempronia said.
[40] "Even music," Charmain admitted, rather sulkily. She added hastily, "But I wasn't any good at it. So don't expect me to play soothing tunes to Great-Uncle William."
[41] "I don't," Aunt Sempronia retorted. "As he's a wizard, he can probably make his own soothing tunes. I was simply trying to find out whether you've had a proper grounding in magic. You have, haven't you?"
[42] Charmain's insides seemed to drop away downward somewhere, and she felt as if they were taking the blood from her face with them. She did not dare confess that she knew not the first thing about magic. Her parents—particularly Mrs. Baker—did not think magic was nice. And theirs was such a respectable part of town that Charmain's school never taught anyone magic. If anyone wanted to learn anything so vulgar, they had to go to a private tutor instead. And Charmain knew her parents would never have paid for any such lessons. "Er…," she began.
[43] Luckily, Aunt Sempronia simply continued. "Living in a house full of magic is no joke, you know."
[44] "Oh, I won't ever think of it as a joke," Charmain said earnestly.
[45] "Good," said Aunt Sempronia, and sat back.
[46] The pony clopped on and on. They clopped through Royal Square, past the Royal Mansion looming at one end of it with its golden roof flashing in the sun, and on through Market Square, where Charmain was seldom allowed to go. She looked wistfully at the stalls and at all the people buying things and chattering, and stared backward at the place as they came into the older part of town. Here the houses were so tall and colorful and so different from one another— each one seemed to have steeper gables and more oddly placed windows than the one before it—that Charmain began to have hopes that living in Great-Uncle William's house might prove to be very interesting, after all. But the pony clopped onward, through the dingier, poorer parts, and then past mere cottages, and then out among fields and hedges, where a great cliff leaned over the road and only the occasional small house stood backed into the hedgerows, and the mountains towered closer and closer above. Charmain began to think they were going out of High Norland and into another country altogether. What would it be? Strangia? Montalbino? She wished she had paid more attention to geography lessons.
[47] Just as she was wishing this, the groom drew up at a small mouse-colored house crouching at the back of a long front garden. Charmain looked at it across its small iron gate and felt utterly disappointed. It was the most boring house she had ever seen. It had a window on either side of its brown front door and the mouse-colored roof came down above them like a scowl. There did not seem to be an upstairs at all.
[48] "Here we are," Aunt Sempronia said cheerfully. She got down, clattered open the little iron gate, and led the way up the path to the front door. Charmain prowled gloomily after her while the groom followed them with Charmain's two bags. The garden on either side of the path appeared to consist entirely of hydrangea bushes, blue, green-blue, and mauve.
[49] "I don't suppose you'll have to look after the garden," Aunt Sempronia said airily. I should hope not! Charmain thought. "I'm fairly sure William employs a gardener," Aunt Sempronia said.
[50] "I hope he does," Charmain said. The most she knew about gardens was the Bakers' own backyard, which contained one large mulberry tree and a rosebush, plus the window boxes where her mother grew runner beans. She knew there was earth under the plants and that the earth contained worms. She shuddered.
[51] Aunt Sempronia clattered briskly at the knocker on the brown front door and then pushed her way into the house, calling out, "Coo-ee! I've brought Charmain for you!"
[52] "Thank you kindly," said Great-Uncle William.
[53] The front door led straight into a musty living room, where Great-Uncle William was sitting in a musty, mousecolored armchair. There was a large leather suitcase beside him, as if he were all ready to depart. "Pleased to meet you, my dear," he said to Charmain.
"How do you do, sir," Charmain replied politely.
[54] Before either of them could say anything else, Aunt Sempronia said, "Well, then, I'll love you and leave you. Put her bags down there," she said to her groom. The groom obediently dumped the bags down just inside the front door and went away again. Aunt Sempronia followed him in a sizzle of expensive silks, calling, "Good-bye, both of you!" as she went.
25
Чармейн откинулась в кресле и перечитала написанное. Ей казалось несомненным, что король воспримет письмо не иначе как совершеннейшую наглость, однако ей думалось, что послание, всё же, очень хорошо составлено. Лишь одна фраза прихрамывала: «Я достигла нужного возраста». Девочка знала, что подобными словами хотят сказать, что написавший достиг двадцати одного года или, хотя бы, восемнадцати лет. До восемнадцати, не говоря уж о двадцати одном годе, ей предстояло ещё расти и расти. Но ведь она не указала в письме свой точный возраст — значит, сказанное нельзя считать чистейшей ложью с её стороны. Чармейн также ни словом не обмолвилась о том, что она весьма сведуща в работе с книгами и прекрасно обучена делу, потому что знала, что нисколько не сведуща и не обучена. Также она не упомянула, что любит книги больше всего на свете, хотя это и была, самая что ни на есть, правда. Чармейн верила, что её любовь к книгам и без того просвечивает в письме да и в самом намерении.
26
«Не сомневаюсь, что король просто скомкает его и бросит в камин, — думала девочка. — Но, во всяком случае, я попыталась».
27
Она вышла на улицу и опустила письмо в ящик, ощущая себя храброй и даже дерзкой девицей.
28
На следующее утро к дому Бейкеров подкатила повозка тётушки Семпронии. Чармейн быстро забралась внутрь вместе со всей своей поклажей. Надо сказать, миссис Бейкер основательно подготовилась к разлуке с дочерью: если дорожный мешок с одеждой девочки ничем не отличался от любого другого дорожного мешка, то мешок с провизией, набитый до отказа разными ватрушками и плюшкам, пирожными и пряниками, кексами и пирогами, просто покорял своими размерами. Источаемые им запахи пряных трав, соусов, сыров, фруктов, варенья и острых специй до того чаровали, что возница заозирался вокруг, вдыхая чудесные ароматы. Даже величественный тётушкин нос не смог устоять: раздувающиеся ноздри так и ловили витающий аппетитный дух.
29
— Что ж, дитя, вижу, голодать тебе там точно не придётся, — бросила тётушка Семпрония, а затем окликнула возницу: — Трогай!
30
Но тот ждал, пока миссис Бейкер простится с дочерью.
— Я верю, что у тебя всё получится, дорогая, — миссис Бейкер обняла Чармейн. — Ты ведь добрая, аккуратная и заботливая девочка.
32
Тут подошёл отец и, поцеловав дочь в щёку, добавил:
— Мы знаем, что ты нас не подведёшь, Чармейн.
34
— Мы будем скучать по тебе, ведь ты наша самая любимая малышка, — чуть ли не в слезах произнесла мать.
35
«А вот это может и правда, — удивилась про себя Чармейн. — Хотя не понимаю, как я могу им нравиться.»
36
— Трогай! — строго выкрикнула тётушка Семпрония, и возница послушно тронул поводья. Когда пони неспешно затрусили по мостовым, тётушка повернулась к девочке:
— Чармейн, я знаю, что родители обеспечили тебя всем, чем только можно пожелать, и ты ничего никогда не делала сама. Теперь ответь, сможешь ли ты сама о себе позаботиться?
37
— Конечно, — искренне ответила Чармейн.
— А о доме и больном старике? — продолжала напирать тётушка.
38
— Сделаю всё, что в моих силах, — сказала девочка. Она жутко боялась, что тётушка Семпрония немедля развернёт повозку, услышав в ответ что-то другое.
40
— Я даже занималась музыкой, — призналась Чармейн довольно мрачным тоном. И тут же поспешно добавила: — Но музыка совсем не мой конёк. Так что не думайте, что я смогу играть для двоюродного дедушки Уильяма разные успокаивающие мелодии.
41
— И в мыслях нет, — резко оборвала тётушка Семпрония. — Он ведь волшебник, так что и сам сколько угодно может разыгрывать себе успокаивающие мелодии. Я просто пытаюсь выяснить, имеешь ли ты хоть какое-то представление о магии. Хоть что-то знаешь?
42
Если бы кто-то в этот момент мог заглянуть в душу Чармейн, то он увидел бы наплывшие в одночасье мрачные тучи и стремительно гаснущую надежду. Лицо девочки сделалось бледным — вся кровь, видимо, решила покинуть её вместе надеждой. Чармейн не осмелилась признаться, что ничего не смыслит в чарах. Для её родителей, — а особенно для миссис Бейкер, — слово «магия» никак не сочеталось со словом «прилично» или «уважаемо». Их семья жила в престижной части города, и в школе, куда ходила Чармейн, никто даже и не помышлял ни о каком волшебстве. Если кто-то хотел заниматься такими неприличными вещами как магия, ему приходилось нанимать частного преподавателя. Чармейн прекрасно понимала, что её родители никогда в жизни не согласятся оплачивать подобные занятия.
— Ну… — начала она.
43
Но, к счастью, тётушка Семпрония не ждала от неё ответа и всё так же продолжала наставления:
— И не думай, что жизнь в зачарованном доме — это весёлая прогулочка на пикник или детская забава.
44
— Ох, даже в голову не приходило сравнить всё это с забавой, — очень серьёзно заметила Чармейн.
46
Маленькие пони везли повозку всё дальше и дальше. Цок-цок-цок. Они миновали Королевскую площадь и величественный королевский дворец: несколько солнечных бликов шустрыми зайчиками прыгнули с золотой крыши на лицо Чармейн. Цок-цок-цок. Они проехали и Рыночную площадь. Девочке редко доводилось попадать туда, и она с тоской и затаённой завистью разглядывала прилавки и людей, пришедших поторговать, поторговаться или же просто поболтать друг с другом. Даже когда повозка въехала в старейшую часть города, Чармейн ещё долго оборачивалась и провожала взглядом удаляющиеся палатки, людские фигуры, всё тише доносился смех и разговоры. Цок-цок-цок. Теперь они проезжали мимо огромных домов самых невероятных форм и расцветок, с покатыми крышами и резными окнами — один другого чуднее. Чармейн подумала даже, что жизнь в доме двоюродного дедушки Уильяма, возможно, окажется весьма интересной. Но пони так и не остановились в этой части города и монотонно продолжали свой путь. Они проехали сквозь грязные трущобы, затем миновали чистенькие уютные хижины и выехали в поля. Навстречу попадались лишь редкие домишки, укутанные живой изгородью. Дорога упиралась в горизонт, черневший изломами гор, уже совсем-совсем близких. Чармейн начала подумывать, что они собираются покинуть Верхнюю Норландию и отправиться в другую страну. В какую же? В Дальнию? В Монтальбино? Как жаль, что она уделяла географии так мало времени.
47
Мечтания Чармейн неожиданно оборвались, так как повозка остановилась, и взору девочки предстал серенький одноэтажный домишко, съёжившийся в дальней части сада. Чармейн испытала неописуемое разочарование. В жизни она не видала более унылого жилища. Прямо на девочку смотрела скромная входная дверка коричневого цвета, по бокам от неё располагалось по небольшому окошку, над которыми бровями нависала мышиного цвета крыша; казалось, что весь дом нахмурился и недружелюбно поглядывал на Чармейн.
48
— Ну вот мы и на месте, — бодро возвестила тётушка Семпрония. Она покинула повозку, распахнула железные воротца, ведущие в сад, и направилась прямиком к коричневой дверце. Чармейн мрачно прошествовала за тётушкой, а следом зашагал возница со всей поклажей девочки. По обе стороны дорожки раскинулись кусты гортензии: синяя, голубая и сиреневая. Других растений, если они и были, Чармейн не заметила.
49
— Смотреть за садом тебе не придётся, — небрежно бросила тётушка.
«Уж надеюсь», — подумала про себя Чармейн.
— Уверена, что Уильям нанял садовника, — продолжала тётушка Семпрония.
50
— Надеюсь, что так, — откликнулась девочка. Все её познания о садоводстве и растениях сводились к розовому кусту и шелковице, росших дома на заднем дворе, и ещё к приоконным ящикам для цветов, в которых её мать выращивала фасоль. Так что о садовническом деле Чармейн с уверенностью могла сказать лишь две вещи: растения втыкают в землю, а в земле ковыряются червяки. От одной только мысли о червях её передёрнуло.
51
Тётушка Семпрония пару раз энергично ударила дверным молоточком, распахнула дверь и деловито вошла внутрь.
— Ау! Я приехала и привезла Чармейн! — на весь дом оповестила она.
53
Входная дверь вела прямиком в убогую старомодную гостиную. В сером пропахшем плесенью кресле сидел двоюродный дедушка Уильям, а рядом с ним, на полу, стоял увесистый кожаный чемодан. Казалось, дедушка готовился с минуты на минуту покинуть дом.
— Приятно познакомиться, моя милая, — обратился он к Чармейн.
— И мне очень приятно, — вежливо ответила девочка.
54
Улучив момент, встряла тётушка Семпрония:
— Вот и славно. Теперь с лёгкой душой покидаю вас и желаю всех благ. Положи её вещи вот сюда, — указала она вошедшему вознице. Тот послушно сгрузил мешки у порога и направился обратно к повозке.
— До свиданья, мои милые, — донеслось сквозь шелест шёлковых юбок, и тётушка следом за возницей покинула дом. Входная дверь громко хлопнула, и Чармейн осталась один на один с двоюродным дедушкой Уильямом.