— Да сколько же можно! — сердито выдохнула девочка, а потом обратилась к дому: — Двоюродный дедушка Уильям, как мне получить завтрак?
Мягкий голос тут же отозвался:
— Постучи по очагу, моя милая, и скажи: «Завтрак, пожалуйста».
Чармейн бросилась к очагу и нетерпеливо постучала по его мыльной поверхности.
— Завтрак, пожалуйста, — прозвучал её звонкий голос.
Девочка чуть отодвинулась в сторону, так как перед ней появился парящий поднос, с лёгким звоном бьющийся о цепочку с очками на её груди. В центре подноса стояла тарелка с яичницей и хрустящим беконом, вокруг неё располагались кофейник, чашка, блюдце с тостами, варенье, масло, молоко, сушёные сливы и столовые приборы, обёрнутые в салфетку.
— О, как чудесно! — восхитилась Чармейн и, прежде чем мыльный осадок успел осесть на подносе, унесла завтрак в гостиную. Удивительно, но в комнате не осталось ни следа вчерашнего ночного пиршества. Тележка снова пустовала в углу, а комната опять стала навевать уныние, несмотря на несколько залетевших и кружившихся по ней мыльных пузырей. Девочка открыла парадную дверь и вышла в сад. Она совершенно точно помнила, что, когда отрывала синий и розовый лепестки для заклинания, приметила из окна кабинета столик и скамейку.
Завернув за угол дома, Чармейн нашла их. Залитые солнцем столик и скамейка стояли рядом с сине-розовыми кустами гортензии, а чуть дальше виднелось окно кабинета, хотя в таком крохотном домике никак бы не поместился просторный кабинет двоюродного дедушки Уильяма. «Магия — удивительная штука,» — размышляла про себя Чармейн, размещая поднос на столике. На листьях и лепестках гортензии дрожали и мерцали капли дождевой воды, однако скамейка и стол были сухими. Девочка уселась и стала наслаждаться самым приятным в её жизни завтраком. Лучи тёплого солнца слегка припекали, и Чармейн начала чувствовать себя немного ленивой, роскошной и очень взрослой дамой. «Ещё бы папиных шоколадных круассанов, — думала девочка, прихлёбывая кофе. — Когда двоюродный дедушка Уильям вернётся, непременно скажу ему о шоколадных круассанах.»
Ещё Чармейн подумала, что, должно быть, двоюродный дедушка частенько сиживает здесь, как и она, наслаждаясь завтраком. Гортензия цвела яркими огромными шарами с десятками разнообразных оттенков. Ближайший к девочке куст усеивали белые цветы с бледно-розовой и сиреневой кромкой, чуть далее виднелись цветы с синими у основания лепестками, которые к концам переходили в цвет морской волны. Чармейн радовалась, что не позволила кобольду срубить кусты с этими замечательными цветами, и вдруг в окне кабинета возник Питер. Всю радость, как рукой, сняло.
— Эй, где ты достала завтрак? — требовательно выкрикнул он.
Девочка объяснила, и юноша тут же исчез. Несколько минут она напряжённо ожидала, что вот-вот к ней присоединится Питер, и от души надеялась, что он так и не придёт. Он не пришёл. Ещё немного понежившись на солнышке, Чармейн решила найти какую-нибудь интересную книгу и погрузиться в любимое занятие. Она унесла поднос на кухню, не забыв ещё раз похвалить себя за отличную придумку с выпроваживанием пузырей. Питер, очевидно, тоже успел побывать на кухне — он захлопнул дверь на задний дворик, оставив распахнутым только окно. Комната потихоньку опять начала наполнятся мыльными пузырями, хотя они всё так же, потоками, стремительно вылетали в окошко. Среди парящих шаров сидела Бродяжка. Её хвост слегка вилял, ударяясь об основание очага, а полный печали взгляд устремлялся на малюсенькую мисочку с едой, едва заметную между её лапищами. Бродяжка наклонила голову и одним махом проглотила свой завтрак, рассчитанный на крохотную собачку.
— Ох, бедняжка-Бродяжка, — произнесла Чармейн.
Собака подняла голову и заметила девочку. Хвост-метёлка принялся радостно вилять и постукивать по очагу. Появилась ещё одна мисочка с едой, за ней ещё — через минуту миски с едой полностью окружили Бродяжку.