Джонсон отпускает старика и быстро отходит от него, потом начинает бежать, а следом за ним несётся визг китайца, который стоит посреди мостовой и, размахивая руками, указывает в его сторону. Судя по вою сирены, полицейская машина где-то недалеко. Джонсон поворачивает на бегу голову и замечает жёлтые огни фар и красную мигалку на крыше автомобиля. Он резко сворачивает налево, на поперечную улицу и устремляется по ней вверх, надеясь, что успеет достичь лестницы прежде, чем его догонит полицейская машина. Однако машина уже свернула за ним и быстро приближается. Джонсон мгновенно — и тем не менее поздно и весьма неискусно — принимает вид случайного прохожего, у которого на уме нет ничего дурного, и останавливается по первому же окрику. Из машины выскакивают трое английских полицейских и окружают его: вечерний костюм Джонсона их озадачивает, но производит хорошее впечатление. Полицейские — в шортах и рубашках защитного цвета, на ногах ботинки и белые гольфы. Джонсону кажется, что лейтенант — тот самый офицер, который ворвался сегодня вечером в салон на Небесной Вилле, а оба сопровождающих его полицейских — те, что появились тогда вместе с ним. На вопрос о документах Джонсон достаёт из внутреннего кармана смокинга свой португальский паспорт и предъявляет его.
— Почему вы бежали? — спрашивает лейтенант.
Джонсон готов машинально ответить: «Чтобы согреться», но в последний момент спохватывается: духота стоит тропическая, на нём плотный чёрный смокинг, по лицу струится пот. «Я не бежал, — отвечает он, — я быстро шёл».
— Мне показалось, что вы бежали, — говорит лейтенант. — А почему вы шли так быстро?
— Спешил домой.
— Понятно, — говорит лейтенант. И глянув вдоль улицы, где широкие, заваленные отходами лестницы ведут к деревянным лачугам бедняков, добавляет:
— Где вы живёте?
— В гостинице «Виктория».
— Гостиница «Виктория» находится не в Виктории и даже не на острове Гонконг, а в Колуне, на материке. Полицейский внимательно изучает паспорт: местом жительства там, естественно, значится Макао. Он рассматривает фотографию, после чего добрую минуту всматривается в лицо американца.
— Это вы? — спрашивает он наконец.
— Да, это я, — отвечает Джонсон.
— Что-то непохоже, — говорит лейтенант.
— Возможно, неудачный снимок, — отвечает Джонсон. — К тому же довольно старый.
Лейтенант снова долго разглядывает лицо Джонсона и фотографию, потом изучает перечень особых примет, подсвечивая карманным фонарём, сравнивает их со стоящим перед ним человеком, после чего возвращает паспорт со словами:
— К гостинице «Виктория» надо идти в другую сторону, господин. Паром находится в противоположном направлении.
— Я плохо знаю город, — отвечает Джонсон.
Ещё с минуту лейтенант молча осматривает Джонсона, освещая его лицо фонарём; он направляет пучок света то на лоб, то на глаза, то на нос, меняя таким образом их очертания и выражение. Затем ровным безразличным голосом произносит (сказанное не является вопросом): «Сегодня вечером вы были у госпожи Эвы Бергман». Джонсон, давно ожидавший этих слов, и не пытается отрицать.
— Да, — отвечает он, — был.
— Вы частый гость в этом доме?
— Бывал несколько раз.
— Кажется, там недурно проводят время.
— Кому как нравится.
— Вы догадываетесь, что искала в доме полиция?
— Понятия не имею.
— Почему этот старик на улице так кричал?
— Не знаю. Вы можете спросить об этом у него самого.
— Почему вы шли вверх по улице, если хотели попасть в порт?
— Я уже сказал, что заблудился.
— Но это ещё не повод искать паром на вершине горы.
— Гонконг — остров, не так ли?
— Конечно. Австралия — тоже. Вы пришли сюда от госпожи Бергман пешком?
— Нет, приехал на такси.
— Почему такси не отвезло вас на пристань?
— Я попросил высадить меня на Куинс-роуд. Решил немного прогуляться.
— Приём давно закончен. Сколько часов вы прогуливаетесь? — Не дожидаясь ответа, лейтенант добавляет: «Двигаясь в таком темпе, вы должны были пройти приличное расстояние.» — А потом тоном человека, который не придаёт особого значения тому, о чём спрашивает: «Вы знали Эдуарда Маннера?»