— Ничего, я разберусь… — ответил тот, посматривая на брата через толпу тщеславных гостей.
— Посмотрим, как ты с этим справишься. Ни то наш с тобой уговор сразу же исчерпает себя, — хозяин вечера похлопал своего помощника по плечу, продолжив собирать соратников среди льстивых глупцов.
***
В поместье, глубоко за полночь, Канаме и Юуки наконец-то вернулись домой. Они отвезли Сэйрэн, а потом сделали не один пустой круг по городу. Было бы странно думать, что Куран избегает появления дома, но это составляло часть ужасной правды. Неоспоримая злость застыла в его жилах. Он искал баланс.
— Канаме, не пора ли?..
— Да, Юуки. Мы возвращаемся…
Спустя два часа, немногословная поездка закончилась. Позже она услышала голос брата уже в его кабинете, когда Такума отчитывался по первому осмотру Эвы.
— Физические показатели в норме. Ханабуса взял все необходимые образцы. Скорее всего, к утру, он определит, что именно дал ей Ридо. Предварительно мы лишь можем судить о некоторой задержке общего развития. Если физически Эва — это организм идеальный, то рефлексы не сформированы, как и нравственное воспитание. Сейчас для неё все едины. Едва ли она понимает нас…
— Мы формировали рефлексы и сознание с первого года её жизни. Скорее всего, это побочный эффект того, что вколол ей Ридо либо он предпринял это намеренно, — сказал Канаме разочарованным голосом. — Хорошо, скажи Ханабусе, что с завтрашнего вечера он приступает к работе с Эвой. Надо приспособить её как можно скорее, на то, что у людей уходят годы у нас есть недели. Ридо сыграл плохую игру, теперь он войдёт в нашу компанию и начнёт разваливать её изнутри. Я проиграл эту часть партии. Надо это признать…
— Канаме, я могу идти? Ты же знаешь, мне здесь скучно… — Юуки попросила освободить её от излишних подробностей по делу Эвы. Она и раньше-то не особо лезла в дела брата. Проще говоря, недолюбливала их, как женщина немного, а с годами всё больше ревновала, а потому занялась правом, склоняясь к уголовному. Канаме любил людей, но в мирное время не стал уделять им большого внимания, так как был занят проблемами внутренними. Юуки же следуя своим внутренним убеждениям, а быть может, как и сейчас назло Курану, рвалась на путь справедливости и охраны общественного порядка.
— Ты совсем не желаешь утешить меня? — Канаме хитро извернулся, зная, что девушка не может ему отказать, когда он вот так сладко улыбается. — Из-за всего этого я очень пострадал. Мне бы не помешала твоя компания этой ночью…
— То будет лишь кровь, Канаме, — сказала она разочарованно, пригрев глаза на розовом подоле своего платья. В последнее время брат так разочаровывал её, что идти у него на поводу совсем не хотелось. — У меня сегодня нет настроения… Могу я пойти к себе?
— Было бы эгоистично тебя не отпустить, — Куран жестом указал ей на дверь, и она словно только этого и ждала, покинула его кабинет.
— Канаме-сама, вы же понимаете, что она солгала? — Такума даже улыбки не скрыл. — Думаете, она наделает глупостей?
— Не должна, — ответил он спокойно, не показывая кому-либо истинные чувства задетого за живое собственника.
***
«Юуки, значит, таков твой выбор…» — Куран и не подумал удерживать. В эту ночь он был должен пережить поражение, закрыть глаза и действовать дальше. Конечно, не будь он обязан Ридо, то давно бы отделил его скверную голову от тела и проблема изжила бы сама себя, но… Всегда колебалось это несносное НО.
Канаме искал утешения и если он не смог найти его на груди Юуки, то пошёл туда, где мог хотя бы убедиться, что на сей раз его дом не подвергся гнусному осквернению.
Да, интересовала его женщина, которую он собственноручно создал. Эву заперли в лаборатории, достаточно глубоко под землёй, там, где Ридо бы не добрался до неё.
Тяжёлая деревянная дверь, обшитая стальными листами, скрывала комнату размерами шесть на пять. Белые стены, душевая и туалет за матовым стеклом, одна пустая тумба и самая обычная кровать из прочного пластика. Никто не знал, как поведёт себя женщина Ридо. Да, как бы отвратительно для Канаме это ни звучало, но пока она была чужой, не знакомой…
Когда он спустился под дом, открыл дверь и встретился лицом к лицу со своим страхом, то будто вернулся на тысячи лет назад, как и тогда, сейчас он ощущал себя бесполезным, слабым и неспособным на нечто большее, то, что ждали от него окружающие. В те времена его терзала война между людьми и вампирами; в эти дня — распри внутренние и всё это к тем, что просочились в его дом с появлением инспектора полиции.
Эва не двигалась. Она лежала на грубом сером постельном белье изо льна (Ханабуса начал формировать представления о предметах, начиная с тех, что окружали её) и с виду спала.
Канаме посмотрел на неё сверху вниз и, узрев пробуждение экспериментального образца, испустил короткий вздох. Глаза Эвы были серыми и пустыми, таким обычно становится снег по весне. Эта безликость оскорбляла чистокровного. Он не создавал куклы, он хотел получить существо живое, свободное. Ридо же разделил бы весь новый мир на альф, бет, гамм, дельт и эпсилонов, говоря проще, то, что Канаме считал испорченным материалом, Ридо бы счёл пригодным, но на порядок ниже, чем те же альфы или беты.
Иногда память творит интересные вещи. Как и когда-то в прежней лаборатории Канаме протянул руку и сквозь расставленные пальцы посмотрел на Эву. И она ответила ему. Раньше их разделяло стекло, сейчас его плоти касалась её холодная и прозрачно-бледная. Он, закрыл глаза и сам не ведая для чего, согнул пальцы и крепко сцепился с её. Он ощущал твёрдость маленьких выпуклых косточек на руке девушки и не верил, что это, вот это создано им. Спустя долгие бессонные дни, спустя сомнения и войны с самим собой, наконец, он достиг того, чего желал, но будь оно проклято это НО.
Эва не сомкнула руки. Её пальцы торчали как маленькие кинжалы, аккуратные и тоненькие. Не то чтобы это обидело Канаме, вероятно, немного задело. Он чего-то ожидал, хотя чего, он и сам не понимал.
Во всяком случае отчасти эксперимент удался. Долгосрочная память Эвы позволила вспомнить те моменты, когда её создатель касался стекла, немо общаясь с ней. Этого чистокровный не отрицал, как и не отрицал того, что этого недостаточно. Он разорвал их первый прямой контакт и поднёс свою ладонь к лицу. Её запах объял его разум, и глаза вампира загорелись. Канаме смотрел на Эву, скрывая всю нижнюю часть лица пальцами. Его суть желала её кровь, а она не реагировала, лишь тихо смотрела. Будь на её месте любой другой вампир, то жар бы завладел порабощённым силой чистокровного, она же осталась недосягаемой.
Куран принял её реакцию спокойно, всё же она отличалась от него или той же Юуки. В силу своей природы, он надкусил указательный палец и провёл им по губам Эвы. Её бледно-розовые губы окрасились алым и, спустя время, радужная оболочка её глаз изменилась. Ранее пустые они налились глубоким цветом спелых каштанов. Волосы от корней потемнели, постепенно становясь такими, как у него и Юуки.
Канаме отвернулся. В его крови всегда присутствовал образ двух женщин, и обе имели длинные тёмные волосы, глубокие глаза и бледные черты лица. Эва же, запрограммированная на удовлетворение желаний своего владельца, давала ему то, чего он хотел видеть в ней. Эту функцию вложил Ридо; это Канаме ненавидел и желал, как яд вывести из её крови.
Одумавшись, или уж скорее потеряв последние капли терпения, он оставил девушку в её новой клетке и уединился там, где в последний раз говорил с Юуки.
Бокал красного вина, нетронутые за сегодня бумаги и потрескивающий камин. Он смотрел на то, что окружало его и не видел в том красоты. Ридо отравил всё…
Нервы чистокровного заиграли. Жилы под кожей натянулись и, не осознавая времени и места, он швырнул тёмно-зелёную бутылку с красным вином в камин.
Треск, осколки и игры взволнованного огня. Языки пламени почти потухли, но хорошо пропитанные парафином поленья быстро набрали былой жар. Куран обозлённо посмотрел на пламя и перевёл взгляд на дверь. К нему пожаловали гости.