Локлейн попытался остановить и обнять ее, но она уклонилась.
– Мистер Роше, я попросила вас выйти. Вы что, глухой? Она посмотрела на него почти с ненавистью, и Локлейн, окончательно убедившись в том, что настал день, когда она больше не хочет его видеть, ушел.
Мюйрин оцепенела, а затем в несвойственном ей приступе злости стала с грохотом сметать на пол все пустые кастрюли.
Зачем это все? раздраженно спрашивала она себя, набрасывая плащ на темно-синее шерстяное платье. Приказав собаке оставаться в корзине, она вышла к картофельной плантации, в которой видела злейшего врага. Она бы победила, если бы не эта болезнь. Но теперь все ее усилия напрасны.
Она подошла к границе поместья, слушая скрип своих ботинок по недавно выпавшему снегу. Она наслаждалась спокойствием и тишиной лесов, восхищаясь высокими деревьями. Даже без листвы они смотрелись так величественно! Она дотронулась до стволов, прикоснулась к земле и пошла дальше по поместью – по пастбищам, к каменоломне, к конюшням, вдоль коттеджей. Когда она прошлась вдоль конюшен и вернулась к особняку, увидела, как туда-сюда снуют рабочие, она задала себе вопрос: сможет ли она продать поместье и уехать отсюда?
Нельзя сказать, что эти люди стали ее семьей или друзьями. Все они оставались совершенно посторонними для нее, даже Локлейн. Он только что ей сказал, что в Барнакилле ей не место. Может быть, пришло время посмотреть правде в глаза. Мать и сестра всегда твердили ей, что надо быть более женственной, что ей следует выйти за человека, который будет ее опорой.
С Августином ей не повезло. Но разве она не сможет встретить кого-то достойного? Ей никогда не найти мужчину, которого одобрили бы ее родители, если она останется здесь, в погрязшем в долгах, приходящем в упадок поместье. Но та красота, то счастье, которые она испытала здесь, светящиеся золотом дни, теплые страстные ночи..
Мюйрин покачала головой. Локлейн приходил и уходил, словно любовник-демон из поэмы Коулриджа. Она, наверное, его еще найдет, лениво подумала она, пока брела к конюшням.
Там все заулыбались и радостно ее приветствовали, но лица людей были изможденными. Вот что сделала с ними ее самоуверенность. Но кто-то же должен взять на себя ответственность за спасение этих людей от верной гибели?
Мюйрин вернулась в контору и написала письма Нилу и отцу. В письме зятю она выразила сомнение в своей способности и дальше руководить Барнакиллой и сообщила о своем намерении обратиться за помощью к отцу под предлогом того, что неурожай картофеля привел к непредвиденным финансовым трудностям. Не было никакой необходимости признаваться отцу в том, что все это время она ему лгала.
Она приложила к письму Нилу свое послание отцу и написала Энтони Лоури в Дублин, попросив его собрать все бумаги, необходимые для продажи Барнакиллы заинтересованным лицам, которые назначат за нее цену.
Она подсчитала цену, учитывая свой долг за закладную, а также то, сколько дел придется вести новому владельцу и какую сумму потребуется выплатить рабочим в качестве компенсации, если их выселят из поместья. Затем она подсчитала ренту и прибавила ее к этой цифре. С тяжелым сердцем упаковав письмо в конверт, она тупо смотрела на него, лежащее на письменном столе. Она почти поддалась порыву его порвать, но в конце концов решила, что не будет ничего плохого, если оно полежит до поры до времени.
Она вышла и привязала жеребенка Мисти и Брена к одной из повозок, загрузила в нее несколько живых фазанов, кроликов и поросят. Продав их в городе, она купила немного продуктов на вырученные деньги. Затем уныло отправила письма и уже возвращалась к своей повозке, как вдруг увидела огромную коляску с четверкой лошадей перед гостиницей «Подкова». Она сразу же узнала герб Колдвеллов и вспомнила, что кузен Августина, Кристофер Колдвелл, как раз должен был вернуться из-за границы.
Ее догадки оправдались на следующий день, когда роскошный конный экипаж остановился у ее дома и развязного вида моложавый блондин, несколько тучный и лысоватый, постучал в двери центрального входа.
Мюйрин, как раз проходившая мимо с огромным тюком шерстяной ткани, которую она собиралась отвезти в город, увидела человека, стоявшего на ступеньках и нетерпеливо постукивающего тростью по ноге.
– Добрый день. Я могу вам помочь? – окликнула она его. Молодой человек окинул ее взглядом, обратив особое внимание на ее темные волосы, повязанные платком, и на ее фартук.
– Конечно, можешь, красотка. Я приехал выразить твоей госпоже свои соболезнования, поздравления с Рождеством и все такое, но, кажется, никого нет дома.
Он обнял стройную талию Мюйрин и похотливо оскалился.
– Ты ведь будешь хорошей девочкой и скажешь хозяйке дома, миссис Колдвелл, что кузен ее бывшего мужа, Кристофер Колдвелл, приехал с ней повидаться?
Мюйрин попыталась отстраниться от него, но он не отставал от нее, пока наконец она не топнула ногой.
– Отпустите меня, сэр! И прежде чем вы сделаете еще один шаг ко мне, я хотела бы вам сообщить, что я и есть миссис Колдвелл. Так что пока вы окончательно не выставили себя дураком, предлагаю вам сохранять дистанцию.
– Ха-ха, хорошая шутка, юная леди, но этого не может быть, – презрительно усмехнулся он. – Ведь миссис Колдвелл, несомненно, одна из богатейших людей Шотландии. Как ты только осмелилась выдать себя за нее! Тебя следовало бы хорошенько отстегать за такую наглость, дерзкая девчонка, – сказал он угрожающим тоном, поднимая трость.
Мюйрин, заливаясь краской, подняла перед собой тюк, загораживаясь от трости. Будь она проклята, если позволит этой скотине, кузену Августина, ударить ее за то, что она сказала правду, или за то, что отклонила его непрошенные ухаживания!
Не раздумывая, она выхватила у него трость и переломила ее об колено. Она была рада, что работа на свежем воздухе прибавила ей сил, а злость сделала ее еще сильнее. Она швырнула обломки трости ему в лицо и, собирая ткань, направилась к повозке, сказав лишь:
– Вот что я думаю о применении силы, сэр. Кузен вы Августина или нет, я хочу, чтобы вы убирались с моей земли, ясно?
Ее злость можно было сравнить только с его яростью, когда он выкрикнул:
– Посмотри, что ты сделала с моей тростью!
Он грозно направился к ней, схватил за плечи и разорвал лиф платья, когда она попыталась вырваться.
В этот момент раздался выстрел. Грязь взлетела в воздух в трех дюймах от ботинка Кристофера. Локлейн повесил ружье на плечо и взвел курок пистолета.
– Даю тебе одну секунду на то, чтобы убрать от леди свои руки, прежде чем я выстрелю. И на этот раз я убью тебя, Кристофер, – холодно промолвил Локлейн.
Мюйрин сбросила руки Кристофера и отбежала к Локлейну.
– С тобой все в порядке? – мягко спросил он.
– Я в норме. Он думал, что я здесь прислуга. Приставал ко мне, вот и все.
Локлейн саркастично рассмеялся.
– Большая ошибка, Кристофер. Это сама миссис Колдвелл, как она, я уверен, пыталась тебе объяснить. Твои прекрасные манеры обращения с девушками, похоже, улетучились с тех пор, как я последний раз видел тебя в этих краях четыре года назад. Чем обязаны на этот раз? – медленно проговорил Локлейн, все еще держа Кристофера на прицеле.
– Ну, ну, Локлейн, старик. Я думал, что, после того как Тара смотала удочки и уехала ее семья, ты больше не станешь терять здесь время. Ты ведь всегда думал о перспективах. Теперь строим из себя защитника миссис Колдвелл, да? Присматриваем за симпатичной молодой вдовой? – иронизировал он.
Мюйрин переводила взгляд с одного на другого и читала на их лицах взаимную ненависть, которую нельзя было спутать ни с чем – она будто отпечаталась в их глазах.
– По-моему, я уже сказала вам, сэр, что здесь вам не рады. Я буду признательна, если вы сейчас же уйдете, прежде чем мой управляющий выстрелит в вас за вторжение в частные владения.
– Миссис Колдвелл – Мюйрин, если позволите, – вы, конечно, понимаете, что это была досадная ошибка. Я не ожидал застать вас в процессе уборки или каких-то других дел в этом деревенском одеянии. Я действительно не хотел вас обидеть. Я просто собирался встретиться с вами, узнать, не могу ли чем-то быть вам полезен, и пригласить вас на чай.