– Увидимся позже, – с улыбкой сказала она, не в состоянии подавить желание увидеть его.
– Добро пожаловать домой, Мюйрин! – крикнули ей, когда она сделала шаг из толпы.
Мюйрин приподняла юбки и остаток пути до дома бежала. Локлейн как раз выходил из мастерской с только что завершенной детской колыбелькой, когда она обогнула угол.
– Локлейн! Локлейн! – окликнула она.
– Мюйрин! – У него перехватило дух, и он чуть не уронил колыбель, быстро поставил ее на землю и побежал навстречу.
– Я дома, любовь моя, я дома! – кричала она, бросаясь в его объятия, и все сомнения и опасения навсегда вылетели из ее головы.
Он схватил ее в объятия и жадно поцеловал в губы, а потом покрыл поцелуями все лицо.
– Мюйрин, моя любовь, ты вернулась. Слава Богу. Все мои молитвы были услышаны, – прошептал он, и в глазах его застыло несколько слезинок радости. – И теперь, когда ты здесь, дорогая, я никогда тебя больше не отпущу.
– И не надо, Локлейн. Я остаюсь здесь навсегда, если и ты будешь со мной.
Локлейн опустил ее на землю и посмотрел ей в глаза.
– Но я не совсем понимаю… Не могу поверить, что ты действительно здесь! Кристофер сказал, ты выходишь замуж…
– Тс-с-с, тише, любимый. Что бы там ни наговорил тебе Кристофер, все это абсолютная ложь. Как ты вообще мог подумать, что я брошу тебя, брошу Барнакиллу? – Мюйрин рассмеялась сквозь слезы. – Ты в моих мыслях, в моем сердце, Локлейн, ты и только ты. Этот дом, это поместье – вся моя жизнь. Бросить его – все равно что убить своего ребенка. И даже если бы я не любила тебя так сильно, разве могла я бросить всех этих людей на произвол судьбы или позволить Кристоферу стать их хозяином? – распекала она его, держа его руки в своих ладонях.
– Что ты сказала?
– Я сказала, что люблю тебя, дурачок. Как ты мог в этом сомневаться? – говорила Мюйрин, покрывая его лицо поцелуями.
Локлейн поднял ее и закружил, крича от радости:
– Ты любишь меня, Мюйрин? Правда?
– Я всегда тебя любила с того момента, как встретила, – призналась Мюйрин.
Но улыбка вдруг сошла с его лица, и он снова мягко опустил ее на землю.
– Вы смеетесь надо мной, миссис Колдвелл.
Он направился к ее конторе, налил себе довольно много бренди и залпом опрокинул всю рюмку даже не поморщившись, несмотря на то, что оно было отвратительным.
– Что случилось, Локлейн? Что я не так сказала? Или все дело в том, что ты меня не любишь? Я совершила ошибку, когда вернулась сюда? – спросила она чуть не плача.
– Нет, вовсе нет. Конечно, я очень взволнован вашим приездом. Но не стоит лгать мне о своих чувствах. Разве вы могли любить меня все это время? – усмехнулся он. – Ведь вы любили Августина!
Мюйрин ошеломленно смотрела на него.
– Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать?
– Да, мы об этом никогда не говорили, но тем не менее он был у вас первым! Наверное, вы любили его, коль вышли за него замуж. И даже не думайте щадить мои чувства. Я видел вас в тот вечер в отеле «Гресхем» собственными глазами, помните? Вы же были вне себя! Так что перестаньте мне лгать и говорить, что любили меня. Августин стоял между нами, словно тень, с тех пор, как мы повстречались. Я влюбился в вас в тот момент, когда ваша рука коснулась моей. Но, черт возьми, вы были замужем за ним, вы выбрали его из всех людей на свете! Но мне уже все равно. Я пытался сдерживаться из уважения к вашей скорби, и, может быть, в конце концов благодаря моим стараниям вы и полюбили меня в ответ. Но я знаю, что всегда буду второй вашей любовью, а не первой.
Мюйрин засмеялась и продолжала смеяться, пока у нее не закололо в боку, хотя смех ее был совсем невеселым. Локлейн удивленно смотрел на нее. Опрокинув еще одну рюмку и со стуком поставив ее на стол, он подошел и потряс ее за плечи.
– Мюйрин, перестань же, сейчас же перестань! Тебе такими смешными кажутся мои страдания?
– Вообще-то да. Я же сказала, я тебя люблю. Думаю, лучше было бы сказать тебе об этом раньше, но я слишком гордая. Очевидно, ты не получил моего письма, ведь так? Это уже сложнее, потому что я не знаю, что ты обо мне подумаешь и будешь ли ты все так же любить меня после всего, что я сделала, но ты должен знать правду. Всю правду, Локлейн, какой бы ужасной, она ни была. Я не хотела в этом признаваться, поскольку это отвратительно. Я уверена, я все равно буду проклята за это. Правда в том, что я ненавидела Августина. Я была рада, когда он застрелился. Ты слышишь? Рада!
Локлейн уставился на нее.
– Я не понимаю. О чем ты говоришь? – изумленно прошептал он.
– Я пыталась не вспоминать об этой страшной правде, но, думаю, пришло время прогнать духов прошлого, – сказала Мюйрин, наливая себе рюмку хереса и садясь на небольшой диван. Медленным жестом она пригласила Локлейна присоединиться к ней.
Взяв его за руку, она призналась:
– Я никогда не любила Августина, никогда. Я вышла за него замуж по глупости. Потому что я хотела иметь свой дом, освободиться от отцовской опеки и строгого воспитания. На мое состояние и раньше охотились, но Августин так умело лгал мне, что я искренне верила, что он мною очарован. В конце концов я решила, что могло быть и хуже: чем плохо выйти замуж за человека, который, похоже, был мною увлечен и к тому же имел огромное поместье в Фермане? Но мне не понадобилось много времени, чтобы понять, что этот человек распутник, что он пил, играл и увлекался не женщинами, а мужчинами. Я слышала, как он сравнивал своих любовников. Это было отвратительно, отвратительно, – она покачала головой. Локлейн изумленно смотрел на нее. – Он никогда и пальцем меня не тронул, ты понимаешь, в каком смысле. Он говорил, что я слишком изысканная и женственная, чтобы волновать его. Кроме того, он женился на мне ради прикрытия. Имея привлекательную жену со связями в обществе, он мог легко держать кредиторов на коротком поводке и тратить все деньги на бесполезные мероприятия, которыми собирался меня поразить, и карточные игры. Когда он выигрывал, он чувствовал себя прекрасно, но когда оказывался в проигрыше, то все срывал на близких, то есть на мне. Правда, он заботился о том, чтобы не было видно синяков, – прошептала Мюйрин с легкой дрожью.
– Так, значит, синяки, которые я видел в отеле… Ни на каком корабле ты не падала! – Локлейн буквально задыхался, произнося эти слова.
– Прости, что я солгала тебе. Это все гордость. Я не могла позволить себе быть объектом жалости. В любом случае все тогда уже зашло слишком далеко.
– Но я не понимаю… Если он женился на тебе только ради твоего состояния, почему он тогда застрелился? И куда делись все его деньги?
Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.
– Он проиграл все деньги, которые дал ему мой отец, в Ливерпуле. Он был очень зол на меня, потому что отец оказался более осторожным с моим приданым, чем он ожидал, и вверил большую его часть Нилу. Августин задумал как-то от меня избавиться, присвоить мои деньги и найти себе другую богатую жену, – проговорила Мюйрин. – А пока этого не произошло, он с удовольствием мучил меня. Это было что-то вроде безумной игры. Один заряженный пистолет, один холостой. Дело в том, что он забыл, что, вытащив пулю в одном из них, оставил порох. Августин первый раз выстрелил в меня. Порох вспыхнул, и что-то вошло в стену, оставив след. Он был настолько пьян, что подумал, будто это был заряженный пистолет, а второй пуст, так что он приставил его к голове и в шутку нажал на курок. Но это оказалась не шутка.
– Господи, Мюйрин, я и не представлял себе!.. – удивленно проговорил Локлейн, потирая глаза и виски одной рукой, а другой судорожно хватая ее руку. Наконец он сказал: – Но ты умоляла его не покидать тебя! Я думал, ты его любишь.
– Я была в ужасе, Локлейн. У меня была истерика после того, как я оказалась в шаге от смерти. Я не понимала, что говорю. Я была одна в незнакомой стране, и у меня не было ни единого друга, кроме угрюмого управляющего имением, который бросал на меня злобные взгляды каждый раз, когда я осмеливалась открыть рот, – с легкой улыбкой сказала Мюйрин. – И я была в панике после того как увидела, что Августин умер такой страшной смертью. Разве ты можешь меня винить за то, что я просто обезумела?