Гопкинс с порога обратил внимание на висевшую на стене шкуру буйвола, украшенную замысловатым орнаментом, и искоса поглядывал на нее, но приблизился лишь тогда, когда наступил благоприятный момент. Даже самый внимательный наблюдатель вряд ли догадался бы, что именно среди экспонатов музея более всего заинтересовало молодого человека.
— А вот это — седьмой или восьмой век нашей эры, — небрежно заметил он, указав на кинжал с украшенной резьбой рукояткой, висевший на шкуре.
Профессор снисходительно улыбнулся.
— Вы полагаете? На каком основании, разрешите вас спросить?
— Ну… Наверняка это чудесная вещь сделана в эпоху наивысшего расцвета культуры майя. А ведь их цивилизация…
— А, вот в чем дело! — презрительно бросил профессор. — Так вы считаете именно этот период вершиной цивилизации майя?
— Разумеется. Ведь даже Герберт Д. Уэллс в своей «Мировой истории»…
Профессор Хоуп снисходительно улыбнулся и повторил с нескрываемой иронией:
— Даже Герберт Д. Уэллс! И тем не менее я позволю себе сохранить на этот счет свое собственное мнение. Разумеется, все это мелочь, пустячок, так, в лучшем случае два-три столетия разницы, так что извините старика. И все-таки, молодой человек, я бы советовал вам помнить, что «Мировая история» скорее литературное произведение, чем научный труд.
Гость не сводил глаз с кинжала.
— У меня такое впечатление, профессор, что раньше на месте этого кинжала висело что-то другое. — И он указал на светлое пятно, оставшееся на шкуре, отличавшееся очертаниями от кинжала.
По суровому лицу профессора пробежала тень. Длилось это всего одно мгновение, но не могло укрыться от бдительного взора лейтенанта.
— Да, вы правы, — в коротком сухом ответе прозвучало явное нежелание распространяться на эту тему.
Нашла коса на камень… Следователь отнюдь не склонен был удовлетвориться таким результатом, ведь очертания светлого пятна на шкуре очень и очень походили на одну вещь — одну-единственную, какую он искал в доме профессора. Он сделал попытку подойти к делу с другой стороны:
— Я полагаю, это большое искусство — сохранять в целости бесценные предметы, найденные во время раскопок. Главное, чтобы они хранились в идеальных условиях, вот, как у вас. И, по всей вероятности, очень вредно переносить их часто с места на место? Они в таком почтенном возрасте, так хрупки, что их очень легко повредить. Не так ли?
— Ну, некоторые из них гораздо прочнее, чем можно было бы предположить. В принципе же вы правы. Я действительно стараюсь хранить их в самых лучших условиях и, поверьте, без крайней необходимости не подвергаю риску повредить. А та вещь, которая здесь висела раньше, у меня украдена. Как, впрочем, и некоторые другие.
Лейтенант резко повернулся к профессору.
— Украдена? Невзирая на бронированную дверь и зарешеченные окна?
Профессор грустно покачал головой.
— Нет, тогда еще в этой комнате не было решеток на окнах, не было и железной двери. К сожалению, только несчастье заставило меня подумать о безопасности моей коллекции. И решетки на окнах, и дверь были сделаны уже после кражи.
— Так это случилось давно?
— Да, прошло уже порядочно времени, около двух месяцев.
Лейтенант вновь внимательно посмотрел на светлое пятно на шкуре. Ох, неправду говорит профессор. Судя по цвету пятна, украденный предмет висел здесь еще несколько дней назад.
Перешли к застекленным витринам. И здесь лейтенант не обнаружил предмета, который очень надеялся увидеть.
— Неужели, сэр, в вашей коллекции не представлено ни одной трубки, с помощью которых индейцы стреляли отравленными стрелами?
Неожиданный вопрос тем не менее не застал профессора врасплох. Он ответил в том же легком, непринужденном тоне, в котором была выдержана вся их почти великосветская беседа:
— О, мне очень жаль. Разумеется, они были в моей коллекции. Именно одна из них висела на том месте, где я теперь поместил кинжал, который привлек ваше внимание. Увы, она тоже была украдена. Такая потеря для моей коллекции!
Лейтенант прикрыл глаза, чтобы их блеск не выдал его. Итак, все произошло именно так, как он и предполагал. Дело усложнялось.
— Какая жалость! — произнес он почти равнодушным тоном. — Уж очень мне хотелось увидеть, как такие штуки выглядят.
— Вы никогда не видели?