— Может, просто верен жене? — предположила Маргарет.
Пожилая горничная махнула рукой.
— Все они верные на словах, вот выйдешь замуж, сама убедишься. Уж можешь мне поверить, как-никак двадцать лет замужем. И кажется, могла бы поручиться за моего Кьелла: не пьющий, работящий, всегда сделает по дому, о чем попрошу, но голову за его верность давать поостерегусь. За смазливой бабенкой всякий мужик увяжется.
Словоохотливая горничная еще долго рассуждала бы о моральном облике всех мужиков — видимо, ее любимая тема, если бы ее не прервало вторичное появление профессора. Что это, нарушение постоянного расписания, о котором она только что так убедительно поведала младшей коллеге? Такого ей еще не приходилось видеть.
По коридору опять шел польский профессор, и опять со своим неизменным чемоданчиком. А ведь на обед он никогда с ним не спускался! Да и не стал дожидаться лифта, как обычно, а направился к лестнице, вернее, его направили. Дело в том, что рядом с профессором, заботливо поддерживая его под локоток, шел какой-то незнакомый высокий мужчина. А поотстав на два шага, за ними следовал проживающий на этом же этаже австриец.
Горничная была потрясена. Во-первых, профессор спускался на обед с портфелем, не оставил его в спальне, прикрепив к ножке кресла. Во-вторых, его глаза! Никогда не видела она обычно спокойного и уравновешенного профессора в таком состоянии. Он был бледен, как полотно, а в глазах явно читался страх. Ну, и в-третьих, спутники профессора. До сих пор к обеду он обычно спускался один.
Но вот трое мужчин подошли к лифту, и тут Маргарет услышала, как шедший сзади австриец по-немецки коротко бросил: «По лестнице!» Маргарет хорошо знала немецкий, в гостинице ее родителей в Гётеборге всегда останавливалось много немцев, и отец велел дочери учить немецкий уже года два назад.
И вот все трое принялись спускаться по лестнице, хотя лифт шел вниз, и достаточно было лишь нажать на кнопку, чтобы его остановить на пятом этаже.
— Ничего не понимаю, странный он какой-то… — начала горничная и не докончила фразы, услышав, как кто-то сбегает по лестнице и сворачивает в их коридор. Это оказался проживающий этажом выше бразилец. Мчался он, сжав губы, напряженно глядя перед собой. В правой руке дон Перейра держал пистолет. При виде выглядывающих из служебного номера двух женщин, он остановился, и сунув пистолет в карман, бросил вопросительно:
— Польский профессор?
— Спускается по лестнице! — быстро ответила Маргарет. — С ним двое…
Не дослушав, бразилец повернул обратно и кинулся вниз по лестнице. Слышно было, как он мчится, перескакивая через две ступеньки.
Маргарет выскочила из номера и бросилась к лифту. Повезло, лифт как раз остановился на пятом этаже, кто-то из проживающих здесь вышел, девушка вскочила в него и приказала лифтеру:
— Вниз! Быстро!
И было что-то такое в лице девушки, что ни лифтер, ни остальные пассажиры лифта не отважились возразить. Лифт стал спускаться вниз. В холле его двери раздвинулись в тот момент, когда польский профессор с сопровождающими уже исчезал в выходных дверях. Маргарет кинулась следом.
Бразильский ювелир оказался внизу минутой позже и уже не застал профессора. Перед входом в отель его ждала Маргарет.
— Только что они вышли из «Минервы», садятся в машину. Вон тот серый «опель», видите?
Бразилец рванул дверцу стоящего у входа в отель такси, и девушка успела услышать, как он крикнул шоферу:
— Серый «опель», видите? Сто крон, если не упустите!
Удивленная и испуганная, Маргарет вернулась в холл «Минервы-паласа». Она даже не обратила внимание на гневные взгляды администратора. Конец света, горничные уже разгуливают в рабочее время по мраморному, сияющему хрустальным светом холлу, как важные дамы!
В раскрытую дверь бара девушка увидела Свена Бремана, сидящего на своем обычном месте за стойкой бара. «Король репортеров» спокойно попивал пиво и уже полчаса убедительно доказывал свободному в этот час бармену истину: все несчастья мира происходят оттого, что люди изобретали разные там коньяки и виски вместо того, чтобы спокойно пить пиво, божественный напиток!
Невзирая на свой непрезентабельный вид и вечно мятый поношенный костюм, журналист внушал девушке доверие и вызывал уважение. А сейчас ей просто необходимо было кому-то рассказать о происшедшем. Ведь явно же произошло несчастье, об этом недвусмысленно говорил вид испуганного профессора. Теперь Маргарет уже не сомневалась — те двое увезли его силой! И Диего! Ладно, пусть он бросил ее, разлюбил, но она-то не может забыть его. Почему бразилец бежал с пистолетом в руках? Почему помчался за профессором и его похитителями на такси? Ведь это же опасно!
— О! — обрадовался репортер. — Наша маленькая Нефертити! Садись, детка. Что будешь пить? Все, что видишь — к твоим услугам. Не беспокойся, заплатит «Квельспостен». Не обеднеет, все равно на мне наживется, все расходы возместит сторицей.
Похоже, журналист уже основательно нагрузился в расчете на щедрость родимой газеты. А тут еще духота, день сегодня был особенно жарким, вот его и развезло.
— Спасибо, я не пью.
— Не хочешь — не надо. А Нефертити больше не вешай на шею. От чистого сердца советую. Молода ты еще, и мне тебя жаль. Такие талисманы не приносят счастья…
— Господин Бреман, — невежливо перебила журналиста девушка, явно не оценив его совета. — Послушайте, что только что произошло! Знаете того польского профессора, который занимает апартаменты рядом с вашим номером? Он только что ушел из гостиницы. Да нет, я не так говорю, не сам ушел, его заставили уйти какие-то два господина! Один даже за руку держал, а второй шел сзади. И лифтом не воспользовались, по лестнице спустились, чтобы их не увидели. А у профессора был такой вид, такой вид… Ну прямо себя не помнил от ужаса. А один из этих мужчин — австриец, тоже на пятом этаже живет. А бразильский ювелир помчался за ними в такси с пистолетом в руке! Господин Бреман, что все это значит?
«Король репортеров» отрезвел в одно мгновение.
— Польский профессор был со своим портфелем? — быстро спросил он. — Ну, с тем самым, коричневым, который он всегда забирает с собой, выходя утром из отеля?
— Да, с портфелем, я знаю, он пристегивает его к руке, мне Мария рассказывала. Мы с ней были в ее служебном номере на пятом этаже, когда профессор вернулся со службы, прошел к себе в номер и должен был, как говорила Мария, отстегнуть портфель от руки и пристегнуть к ножке массивного кресла в спальне, а потом спуститься в ресторан на обед. Но получилось совсем по-другому. Он вошел к себе в номер и сразу вышел с этими двумя господами, и с портфелем тоже, не оставил его в номере. И они прошли мимо нас по коридору. А когда подошли к лифту, австриец сказал по-немецки, немецкий я знаю: «По лестнице!» И тут прибежал со своего этажа Диего с револьвером.
— Он догнал их?
— Нет. Я быстро спустилась на лифте и успела увидеть, как они все трое сели в поджидавший их серый «опель». А Диего немного опоздал, но я ему на «опель» показала, он схватил такси и, я слышала, обещал шоферу сто крон!
— Можешь описать такси?
— Какой фирмы — я не заметила, но номер запомнила: четыре тысячи восемьсот пятьдесят три.
Свен Бреман как-то сразу успокоился и одобрительно похлопал Маргарет по плечу.
— Молодец, девушка! И как знать, может, ты спасла жизнь своему Диего. О старом профессоре я уже и не говорю… Бармен, телефон сюда, быстро!
Бармен поспешил поставить на стойку телефонный аппарат. Хорошо все-таки, что «Минерва-палас» фешенебельный отель, вот и в баре для удобства гостей телефонные аппараты всегда можно было поставить на стойку или столик по первому требованию.
Журналист поднял трубку и быстро произнес:
— Говорит Свен Бреман. Слушайте внимательно и не перебивайте. Только что из «Минервы-палас-отеля» был похищен профессор Роман Яблоновский. — Швед удивительно легко и отчетливо произнес столь трудную для иностранцев фамилию. — Похититель — Мартин Гроссман, тот самый, что выдает себя за австрийского промышленника и проживает на пятом этаже отеля. Профессора увезли на сером «опеле». Их преследует Диего де Перейра на такси номер четыре тысячи восемьсот пятьдесят три. Повторяю: сорок восемь пять три… Да, правильно. У профессора с собой его портфель. Да, тот самый, в котором он хранит секретные документы «Шведского атома». Хорошо же вы позаботились о его безопасности, сто тысяч чертей! — рявкнул журналист в заключение и швырнул трубку.