Джек успокаивающе гладил ее по голове, говорил ласковые слова и вновь задал вопрос, чтобы ей легче было рассказывать:
— И что вы увидели в комнате Роберта?
— Робби, бедный Робби! Он сидел за своим столом… И знаешь, нам казалось, что он просто заснул. Но он уже… Он умер уже давно, весь окоченел…
— И дверь пришлось взламывать? Она была заперта?
— Да. На ключ. Изнутри.
— А окно?
— Окно? — Она опять провела рукой по лбу, стараясь собрать мысли. — Окно? Во все окна нашего дома папа велел за месяц до этого вставить стальные решетки. Во все окна!
— Но тогда, как же?.. — не выдержал Джек. — Я не понимаю. Если дверь заперта, а на окнах решетки…
— Я тоже не понимаю. И не знаю, как это объясняет отец. Может, он думает, что это яд… Хотя нет никаких следов.
— Значит…
— Да, сделали вскрытие. — Девушка поняла его с полуслова. — Отец сам настоял. Боже! — рыдания опять не дали ей договорить. — Боже, как это было ужасно!
Джек ласково обнял вздрагивающие от спазмов хрупкие плечи девушки.
— Успокойся, малыш, успокойся, бедняжка! Я понимаю, мне и самому тяжело, каково же пришлось тебе! Ну же, успокойся, возьми себя в руки, ведь слезами делу не поможешь.
Кэй спрятала мокрое от слез лицо на груди Грэнмора и сжалась в комок, как птенец в поисках безопасного места.
— Ты такой добрый, Джек… Ты всегда был ко мне так добр… И такой сильный! Если бы ты знал, как мне тяжело! И не у кого искать защиты…
Понемногу плечи девушки перестали вздрагивать, рыдания стихли, но Джек еще долго не выпускал ее из своих объятий.
— Ну вот, малыш, — сказал он, потихоньку наконец отстраняя ее и ласково усаживая в кресло, — ты и успокоилась, правда? И будешь держаться молодцом, как всегда, правда?
— Правда, — тихо ответила Кэй и даже попыталась улыбнуться в ответ на его заботливую улыбку.
Джек решил все же до конца выяснить гнетущие его подозрения.
— Дорогая Кэй, а ты не скажешь, почему все-таки дядя, — спросил он, помолчав, — почему дядя тем не менее… — Он с трудом подбирал слова. — Ты не знаешь, почему дядя что-то заподозрил?
— Не знаю. Папа после… после этого несчастья стал какой-то странный. Хотя уже и до этого… Впрочем, все мы стали странными после того, что случилось. Знаешь, временами просто сил нет… Извини, — и девушка бросилась к двери, не сдержав себя.
— Пожалуй, бедняжке и в самом деле надо как следует выплакаться, станет легче, — пробормотал Джек, провожая ее сочувственным взглядом. — Бедная маленькая сестричка, сколько же ей пришлось пережить!
Часы, оставшиеся до встречи с профессором, он провел в одиночестве, усевшись в глубокое кресло и куря сигару за сигарой. В голове хаотично клубились мысли, которые ему никак не удавалось привести в порядок. Впрочем, трудно прийти к какому бы то ни было логическому построению, располагая столь беспорядочными сведениями. Почему дядюшка усматривает какую-то тайну в смерти Роберта, хотя все обстоятельства несчастья свидетельствуют о том, что она могла быть только естественной и никакой другой?
И какие у него основания опасаться и в будущем какого-то несчастья?
IV. Богиня-Мать
Профессор говорил медленно, тщательно обдумывая каждое слово.
— Это началось около двух месяцев тому назад. Хотя, если быть точным, — он помолчал, разглядывая дым от своей сигары, — если быть точным, началось намного раньше, но два месяца назад у меня появился конкретный факт, а не просто расплывчатые, неясные подозрения. Дело в том, что два месяца назад в моем доме произошла кража со взломом.
Джек перебил дядю:
— Не вижу связи…
Профессор остановил его взмахом руки:
— Дослушай. В этой истории все связано. Это не была обычная кража со взломом. Злоумышленники проникли в дом через дверь, выходящую на террасу. Ты знаешь, она ведет в столовую. И знаешь, что в незапертом буфете там хранится большой ценности фамильное столовое серебро. Я уже не говорю о коллекции фарфора. Представь себе, взломщики ничего не тронули, ничего не пропало.
— Значит, это не была кража, только взлом?
Некоторое время, не отвечая, профессор сосредоточенно рассматривал одну из отвратительных масок, висящих на стене его кабинета. Он ответил не сразу, причем в его голосе чувствовалась некоторая неуверенность:
— Нет, кража все-таки была.
— Украли что-нибудь ценное?
— Да.
Не очень уверенный ответ опять последовал после едва заметного колебания.
Джек встал с кресла и подошел к дяде.
— Ну вот, значит, понятна причина взлома. Преступники не тронули серебро и фарфор, так как их привлекла более ценная добыча.
С неожиданной живостью профессор возразил:
— Ну нет, не так-то все просто. Дело в том, что ценность украденного ими весьма относительна. Чтобы его перепродать, вору пришлось бы обойти десятки тысяч людей. Обычный перекупщик краденого просто-напросто высмеял бы его. Разве что… — он замолчал и глубоко задумался, казалось, совсем забыв о присутствии племянника.
— Разве что?.. — повторил тот, желая вернуть дядю к предмету разговора.
Профессор потер подбородок костяшками пальцев.
— Да нет, ничего. Глупости. Вот именно, глупости, — повторил он, пожав плечами. — Громадное большинство представителей рода человеческого даже не сочло бы за труд нагнуться, чтобы поднять с земли этот предмет, если бы он случайно оказался у них под ногами.
— Да что за предмет? — прямо спросил Джек, выведенный из терпения намеками и недомолвками.
— Пожалуй, я покажу тебе его.
Профессор Хоуп тяжело поднялся, подошел к плотному плюшевому занавесу, закрывавшему одну из стен кабинета, и отдернул его. За ним оказалась массивная бронированная дверь.
С нескрываемым изумлением уставился Джек на эту дверь. В банке, в музее она была бы на месте, но тут? Это что-то новенькое. Ему не раз приходилось бывать до того в кабинете дяди, и он готов был поклясться, что ничего похожего здесь раньше не было.
Какими-то странно изогнутыми ключами профессор один за другим отпер три замка. Когда, наконец, щелкнул последний, массивная плита двери со скрежетом повернулась. За ней простирался черный провал помещения, лишенного даже намека на самый слабый луч света.
Глухо щелкнул выключатель. Матовый шар под потолком залил комнату ослепительным потоком света.
Ошеломленный, Джек инстинктивно попятился — скрывавшийся дотоле во мраке чей-то гигантский оскаленный лик, какой разве что может привидеться в кошмарном сне, уставился на него мертвыми глазами. А вот и еще один, жаждущий крови лик, и еще, и еще… Пустыми глазницами смотрели на незваного гостя ужасные маски, во множестве покрывавшие стены запертой комнаты. Неприятное впечатление усиливали каменные змеи, изваянные с невероятным искусством. Ну просто, как живые…
Джек с трудом взял себя в руки.
— Ах, вот оно что, — попытался произнести он с деланной небрежностью, — это ведь божки индейцев Юкатана?
— Это боги индейцев майя, Джек, — сурово поправил его профессор. — А вот это сама Богиня-Мать, — и он почти торжественным жестом указал на гигантскую статую, стоящую посередине комнаты.
Сделав вид, что не заметил недовольства профессора Хоупа, Джек демонстративно сунул руки в карманы и развязной походкой приблизился к внушительной статуе.
— Это Богиня-Мать? — презрительно скривив губы, спросил он. — Вот уж неподходящее название! Я бы назвал ее скорее уж богиней смерти. Глядите, у нее такое выражение лица, будто она готова сию минуту проглотить человека живьем.
— Гм… очень может быть, — профессор опять потер подбородок и оперся рукой о камень странной формы, стоящий перед статуей Богини-Матери. — Впрочем, изучая ритуалы жрецов индейцев майя, я пришел к выводу, что они считают смерть символом жизни. А вот на этом алтаре, — он постучал пальцем по камню, — вот на этом алтаре сотни лет приносились жертвы Богине-Матери.