Поднявшись по ступенькам парадного крыльца, мы оказались в холле, где нас уже ожидали. Одного из трех мужчин я знал, это был следователь районного отделения милиции по фамилии Вятер. От второго, одетого, несмотря на жару, в темный костюм, при галстуке, за километр несло прокурором. Очень не люблю я иметь дело с такими вот свежеиспеченными прокурорами, может, просто не везло, но мне, как правило, попадались неумные, неопытные, очень самоуверенные молодые люди. Третий — невысокий, коренастый, черный, как жук, с франтоватыми усиками, кинулся к нам навстречу. Видимо, это и был владелец пансионата Боровский.
— Приветствуем, приветствуем! — суетился он вокруг нас и совал для пожатия свою потную мягкую ладонь. — А мы уж заждались.
Видимо, он и Баксу не понравился, так как тот сразу осадил его, задав бестактный вопрос с присущим ему весьма специфическим юмором:
— Как называется этот пансионат? — с невинным видом поинтересовался Арт.
— «Альбатрос», уважаемый, «Альбатрос».
— А мне показалось, что мы ступили под сень «Синей Бороды».
Он намеревался еще что-то добавить, но в это время ко мне подошел следователь и, отдав честь, начал было рапортовать. Я жестом остановил его.
— Отставить, поручик. Где пострадавшая?
— У себя, у себя, лежит в постели в своей комнате. — Владелец пансионата не дал поручику раскрыть рта. — Ах, бедняжка, что ей пришлось пережить!
— А говорить с ней можно?
— Думаю, что можно, но сначала лучше со мной.
— С вами лучше потом. А что говорит врач?
— Он сделал ей укол, думаю, вскоре она сможет встать. Ах, пан майор, хорошо, что еще этим все закончилось, могло быть значительно хуже.
— Поручик, подождите меня здесь, я с коллегой зайду на минутку к пострадавшей, — сказал я, делая вид, что не замечаю обиженной мины прокурора. Ничего, перебьется, эта братия в Щецине, случалось, обращалась со мной еще хуже.
Мы пошли по коридору предводительствуемые Боровским. Смешная у него походка, ступни ставит врастопырку, как утка.
Боровский открыл одну из дверей по левой стороне коридора. В комнате на узкой тахте лежала под одеялом немолодая женщина с компрессом на лбу. У тахты — столик, на нем вазочка с искусственными цветами, рядом старенький шифоньер с зеркалом. На окне белая занавеска, пол застлан пестрым ковром, на стене — картина с изображением какого-то святого.
— Мы из милиции, — сказал я, поздоровавшись. — Не могли бы вы уделить нам несколько минут?
Слабым кивком головы женщина выразила согласие. Тяжело вздохнув, она произнесла:
— Я уже нормально себя чувствую, вот только голова еще немного болит.
По ее характерному выговору я сразу узнал в ней немку из коренных жителей побережья. Для этого не требовалось специальных лингвистических познаний.
Я присел на стул у изголовья пострадавшей, Бакс, поручик и хозяин пансионата остались стоять у дверей.
— Расскажите, пожалуйста, что же произошло.
— Ох, прошу пана, — женщина опять тяжело вздохнула. — Что за кошмар мне пришлось пережить! И, главное, я никак не могу понять причины Ну кому понадобилось покушаться на мою жизнь? Врагов никаких у меня нет, за всю свою жизнь я и мухи не обидела. Это какое-то ужасное недоразумение. Кому я стала поперек дороги?
— Успокойтесь, пожалуйста, мы для того и пришли, чтобы выяснить это дело. Расскажите все по порядку.
— Ну, значит так. Спать я легла как обычно, в одиннадцать часов, то есть в двадцать три, но заснуть не могла, так как плохо себя чувствовала.
— Болела голова?
— Да нет, что-то было с желудком. Пришлось даже встать и выйти в туалет, извините. Видно, съела что-то несвежее, хотя это очень странно, ведь мы покупаем всегда самые свежие продукты В туалете мне стало совсем плохо, закружилась голова, я с трудом добралась до постели, легла и вроде бы даже заснула или забылась. Но тут и случилась эта… этот кошмар. — В измученных глазах женщины метнулся ужас. — Я проснулась или очнулась от того, что какая-то тяжесть навалилась мне на грудь, и стала задыхаться. Ох, какой это был ужас, прошу пана! Сначала я было подумала, что мне снится страшный сон, что я сейчас проснусь и все пройдет. Знаете, после того, что у нас случилось прошлым летом, мне часто стали сниться такие сны.
Она прервала рассказ, глубоко вдохнув воздух, как бы желая убедиться, что может свободно дышать, и поправила компресс на голове. Потом продолжила свой рассказ:
— Но тут я поняла, что это не сон, что кто-то и в самом деле меня душит. Я стала вырываться, кричать, пыталась оттолкнуть его от себя — и больше ничего не помню. Наверное, потеряла сознание. Боже мой, боже!
— Успокойтесь, ведь все это уже прошло.
— Когда я пришла в себя, горел свет, а над моей кроватью склонился милый пан Роман. — Женщина с благодарностью посмотрела на Боровского.
Я видел, что женщина еще очень слаба, но надо было спросить ее хотя бы о самом главном.
— Если можно, ответьте мне, пожалуйста, на один вопрос. Накануне вы пили спиртное?
Пани Решель на минуту задумалась.
— Да, в самом деле, я выпила две рюмки вина. С супругами Свенсон и… этими, никак не могу запомнить их фамилию, ну, с художником и его женой. И еще в компании был пан Милевский, он-то и уговорил меня выпить вторую рюмку. Такой милый человек, ну как ему откажешь? Вот мы и выпили по случаю их приезда. Не правда ли, пан Роман, это один из лучших наших заездов? А ночью я почувствовала себя плохо.
— Боли в желудке могли вызвать и две рюмки вина. Похоже, вы не так уж и часто пьете спиртное?
— Я вообще не пью, прошу пана. И зачем только я вчера пила это вино?
Я поблагодарил женщину за краткую беседу, пожелал ей скорейшего выздоровления. Мы распрощались и вышли из ее комнаты.
В холле нас ожидал один поручик. Прокурор, видимо, не на шутку обиделся и удалился. Мы с Артом и офицером милиции отошли в сторону.
— Расследование будет вести Аристотель Бакс, — сказал я поручику. — Ваша задача — всемерно помогать ему. Приказываю вам выполнять все поручения пана Бакса, и помните — выполнять быстро и точно, какими бы они ни казались вам странными. Если вы даже не поймете смысла отдельных его поручений — не смущайтесь. За невыполнение этого приказа я лично спрошу с вас по всей строгости. (Наученный печальным опытом прошлого, я больше не хотел рисковать).
— Будет исполнено, гражданин майор! — Офицер окинул моего друга внимательным взглядом, в котором отразились и удивление, и восхищение, и почтение. Ничего удивительного, имя Бакса было известно каждому сотруднику нашей милиции, если он не совсем новичок. О делах, которые расследовал Арт, ходили легенды, многие из них вошли в учебники наших курсов.
— Вы вели дело Рожновской? — приступил Арт к своим обязанностям.
Да.
— Почему не выяснили, кому принадлежал шарф, которым была задушена жертва?
— Я расспрашивал всех — и иностранцев, и Боровского. Никто не знал.
Короткое презрительное «та-ак» яснее долгих слов выразило отношение Арта к методам расследования местной милиции.
— Знаете ли вы, — продолжал Арт, — в чем состоит разница между защитой Берда и дебютом Рети?
В этот момент офицер милиции был очень похож на ученика начальной школы, которого строгий учитель вызвал к доске и неожиданно велел рассказать о квантовой теории. Поручик, разумеется, молчал, и это было самое умное из того, что он мог сделать.
— Может быть, в таком случае, — добил его Бакс, — вы нам скажете, чем отличается сицилианская защита от французской?
Растерявшийся следователь не знал, что и подумать, а Бакс рассмеялся и хлопнул меня по плечу:
— Разве я не предупреждал тебя, что ведущий расследование не имеет ни малейшего представления о шахматах?
Я же в свою очередь без труда прочел мысли бедного поручика:
«А ведь этот знаменитый Бакс немного того… чокнутый».
— О роли, порученной Баксу, — поспешил я разрядить атмосферу, — прошу не говорить никому, даже прокурору.
— Особенно прокурору, — подхватил Бакс. — Здесь, в пансионате, меня наверняка быстро раскусят, но это не, страшно, до тех пор я многое успею разузнать. Выше голову, поручик! И почитайте что-нибудь из шахматной литературы, уверяю вас, преинтереснейшее чтение. И лучший вид отдыха. Особенно после напряженного умственного труда.